Сатанинская пристань   ::   Клугер Даниил

Никаких проблем. - Отлично, - сказал я. - Можно, я поем? - Нужно только решить, к которому из королей ты пойдешь на службу. - К самому лучшему, - сказал я. - Наверное, к тому, который ближе живет, - сказала мать. - Гениально, - сказал я. - А поесть можно? В эту минуту, наконец, заскрипела калитка, и во двор вошел отец. Мать замолчала. Он прошел в дальний угол двора. Я заметил, что его панцирь разорван на боку, а над глазом запеклась кровь. - Почему так поздно? - сухо спросила мать. Он не ответил. - Что случилось? - спросил я. Отец снова не ответил. Он возился с застежками и ремешками своего панциря и ругался вполголоса. - Помоги ему, - сказала мать. Я не пошевелился. Я не мог преодолеть отвращения, которое вызывало во мне все, что связано с оружием или войной. Я не мог заставить себя прикоснуться к панцирю. Отец справился с доспехами без моей помощи и вернулся к столу. Мать подала ему ломоть праздничного хлеба и кружку молока. Он принялся за еду. У меня пропал аппетит. Больше всего мне хотелось, чтобы традиционный разговор начался как можно позже, а еще лучше - не начался бы вообще. Отец доел, смахнул крошки на пол и сказал: - Война. - Опять, - мать вздохнула. - Вам еще не надоело? Он тяжело посмотрел на нее и ничего не сказал. - С кем? - спросил я. - С Центральным Рынком. Не зря у меня портилось настроение. За Центральным Рынком жила Моя Девушка. Значит, наше примирение откладывается, как минимум, на три-четыре дня. - С Центральным Рынком? - задумчиво спросила мать. - А где это? - На юге, - сказал я. - Точнее, на юго-западе. Она удивилась. - Там же нечем дышать! Как же там воюют? Отец поднялся из-за стола, молча осмотрел автомат, повесил на плечо тяжелый щит. После этого подошел ко мне и хмуро сказал: - Собирайся, пойдешь со мной. - Зачем? Для отца подобный вопрос звучал, по меньшей мере, нелепо. Тем не менее, он ответил: - Пора начинать. - Наш президент распустил гвардию, - сказала вдруг мать. - Я имею в виду, старую гвардию. Скоро будут набирать новую. Может быть, дня через три. Или четыре. Так говорят при дворе. Во всяком случае, я так слышала. Отец молча смотрел на меня. Я медленно поднялся из-за стола. Он кивнул и направился к калитке. - А казнить их будут, видимо, завтра, - сказала мать. - Кого? - спросил я машинально. - Старых гвардейцев, кого же еще? - мать отщипнула корочку хлеба. Президент не может набирать новую гвардию до казни. Вот я и подсчитала: если через три дня будут набирать новую, значит, старую гвардию казнят завтра или послезавтра. Отец остановился у калитки и вопросительно посмотрел на меня. Я не двигался. - Я жду. - Не пойду, - сказал я. - Не хочу. Он пожал плечами: - Как хочешь, сегодня у меня нет времени тебя уговаривать. Он ушел. Я посмотрел на мать. Она молчала, но по ее торжествующему лицу видно было, что в споре о моем будущем она уже считала себя победительницей. Зря она так считала. Становиться пажем мне хотелось еще меньше, чем становиться спартанцем. - Ты оскорбил отца, - сказала мать сдержанно. - Когда он вернется, попроси у него прощения. - Если вернется, - сказал я. - Что? - Ничего. - Впрочем, - сказала она, - он тоже неправ. Ты уже взрослый. С твоим мнением следует считаться. Она имела в виду свое мнение. - Эти спартанцы, - мать брезгливо поморщилась, - редко моются и едят всякую гадость, - она выжидательно посмотрела на меня. Я промолчал. - Голова болит, - сказала мать. - Пойду прилягу. Я снова промолчал, я понимал, что никуда не денусь, отправлюсь вслед за отцом, едва только мать уйдет к себе.

5.

Причин, заставивших меня отправиться к Центральному Рынку, было две. Во-первых - Моя Девушка. Она жила на Юго-Западной окраине города, то есть, за Рынком. А во-вторых - я испытывал какое-то смутное чувство вины перед отцом. Не знаю, почему.