Мой желанный убийца   ::   Рогожин Михаил

Она держала стакан длинными тонкими пальцами обеих рук и периодически прижимала его к сухим, немного впалым щекам. Я молча ее разглядывал. Никаких мыслей о продолжении знакомства у меня не возникало. Было слишком жарко. Я спокойно пил свою колу. Очевидно, девушку начало тяготить затянувшееся молчание. Она снова оглянулась на двери отеля и по-детски жалобно попросила:

— Поведите меня куда-нибудь, где не так душно.

— Лучше всего укрыться в вашей гостинице. Она вскочила:

— Нет! Туда нельзя. Идемте! — и, оставив на столе деньги и неначатое пирожное, устремилась на проспект Панепистимиу.

Мне ничего не оставалось, как последовать за ней.

Если в Афинах во время сиесты, когда у вас нет ни сил, ни денег, девушка попросит уделить ей внимание, срочно ведите ее в королевский парк. Это освежает.

Мы дошли до официозной площади Синтагма, прошли мимо почетного караула у памятника неизвестному солдату, возле которого американские бабушки-туристки в разноцветных шортах кормили голубей. (Вот еще кому, как и русским, — что жара, что холод — один черт.) И вошли в парк.

Гигантские пальмы у входа с удивлением взирали на нас, одиноких посетителей. Я увлек девушку в первую попавшуюся тенистую аллею. Мы шли довольно быстро, словно заранее договорились о срочном свидании. Наконец, неподалеку послышалось журчание воды. Мы вышли к небольшой запруде с искусственным водопадом В голубом озерце безмятежно плавали выцветшие от солнца утки. Рядом стояли скамейки. Мы молча сели и уставились на уток. Одна из них вылезла на песок и, важно переваливаясь с боку на бок, стала прохаживаться вдоль воды. Вдруг из кустов выскочила тощая собачонка и бросилась на опешившую утку. В первую минуту я подумал, что собака хочет поиграть. Но дело принимало нешуточный оборот. Утка с пронзительным кряканьем затрепыхалась, не в силах высвободить крыло из собачьей пасти.

Моя новая знакомая вскочила и пинками принялась отгонять собачонку. Та бросила утку и ощерилась. Девушка схватила подранка на руки и прижала к себе. Собачонка припала на передние лапы, оскалилась и зарычала. Я вышел из своего ленивого оцепенения и бросился к девушке. Бездомная зверюга поняла, что перевес на нашей стороне, и нехотя ретировалась. Мы вернулись на скамейку. У утки было повреждено крыло. Девушка гладила птицу по головке и успокаивала. Чувствуя нежность ее рук, раненая утка и не пыталась удрать.

Некоторое время мы молчали. Она так и сидела, прижав к себе раненую птицу. А я — наблюдая за обеими. Когда же утка была отпущена в запруду, девушка каким-то странным безысходным голосом представилась:

— Меня зовут Ольга… Я убежала из Москвы. Меня там ищет милиция, чтобы осудить за убийство. Я вопросительно посмотрел на нее.

— Да, да, — продолжала Ольга, — уже много, много дней я вынуждена молчать. Я изнемогаю от своей вынужденной немоты. Мне не с кем поговорить.

Понимаете?! Вокруг одни греки. Они не говорят на нашем языке. Боже… что произошло со мной… Умоляю, выслушайте меня!

Она с надеждой дотронулась до моей руки. Ее глаза горели.

— Не знаю, что будет со мной дальше… Но пусть хоть один-единственный человек, пусть чужой, пусть случайный, узнает правду…

Я покорно приготовился слушать исповедь еще одной обманутой девушки.

Она начала сбивчиво, немного смущаясь. Но постепенно увлеклась и полностью отдалась воспоминаниям. И как будто бы забыла о моем существовании.

Ей было все равно, кому «исповедоваться». Я понимал по-русски — и этого было достаточно.

Ольга говорила громко, не опасаясь, что ее кто-нибудь подслушает.

Предельная ее откровенность обескураживала. Только случайному попутчику, зная, что через пару станций он навсегда покинет купе, можно так беззастенчиво раскрывать душу.