Серебряный вариант (Всадники ниоткуда - 3)   ::   Абрамов Александр

Он, лениво покуривая вполне земную сигарку, скрученную из табачного листа, сидит под желтым большим зонтом у столика с нехитрой снедью, прикрытой грязной прозрачной сеткой. Под ней пирожки с неведомой начинкой, что-то похожее на овечий сыр и колбаса подозрительного оттенка, над которой кружатся тоже вполне земные мухи. Сбоку на столе - открытая коробка, где видны мелкие медные монеты.

- Почем пирожки? - спрашивает Мартин.

- С ума сошел, - говорю я, - неужели будешь есть эту дрянь?

- Почему дрянь? - обижается продавец. - Пирожки свежие, со свиной тушенкой.

Разговор, как и ранее в "раю без памяти", ведется на английском языке, который я знаю лучше, чем Мартин русский.

- Я спрашиваю, почем? - повторяет Мартин.

- Пять сантимов, как и везде, - отвечает продавец.

Я с ужасом соображаю, что никаких сантимов у нас нет и взять их нам неоткуда, но Мартин небрежным жестом как ни в чем не бывало бросает на стол советский полтинник.

- Двадцать пять франков! - восклицает продавец и, не разглядывая монету, прячет ее в ящик стола. - Берите пирожки, джентльмены, а я сейчас дам вам сдачу.

Он достает из стола кулек с серебром и медяками, отсчитывает горсть монет, похожих на пятиалтынные, гривенники и пятаки, и кланяется чуть ли не в пояс.

Я с опаской поглядываю на него.

- Пошли скорее, пока он не разглядел твоих "франков".

- Мне почему-то кажется, что он удовлетворился размером и весом монеты.

- Откуда у тебя оказался полтинник?

- У меня их еще два. Получил в московских кассах. Почти семьдесят пять франков - считай, что мы богачи.

- А вдруг влипнем?

- Кое-какая мелочь у нас уже есть. Судя по сдаче, у них должно быть сто сантимов во франке.

- Что-то не похоже на прежнее время. И счет другой, и монеты другие.

Нас обогнали два велосипедиста в коротких штанах и чулках до колен и несколько верховых в широкополых фетровых шляпах, какие я видел у ковбоев в американских вестернах. На грубые башмаки были надеты шпоры с острым колесиком.

Облака уже рассеялись, и солнце палит все сильнее. Мы входим в город. Он чем-то похож на придорожные американские города. Одноэтажные, то каменные, то обшитые досками здания. На некоторых - деревянные или грубо намалеванные изображения булок и бубликов, шляп и ботинок, бутылок с винными этикетками. Никаких тротуаров и мостовых на окраинах, выложенные камнем тихие переулочки там, где дома побогаче, церкви с распятием на паперти и салуны с крытым широким крыльцом. По улице навстречу мчатся желтые пылевые вихри, из них вырастают верховые, запряженные парой или четверкой лошадей экипажи, напоминающие старинные ландо и фиакры, велосипедисты, рикши.

Пешеходов почти не видно. На крылечках под вывесками сидят старики, провожающие нас любопытными взглядами. Иногда оборачиваются и пассажиры открытых фиакров.

- Почему они так смотрят? - удивляется Мартин.

- Как смотрят?

- Как тот продавец, когда мы подошли.

- Не догадываюсь...

- Может, здесь не ходят без шляп?

- Что за вздор.

- Вздор не вздор, а купить будет нелишне. Да и с торговцем поговорим. Вон шляпа из бересты над дверью лавки.

Мы входим. Старик продавец с клочками седины в бороде встречает нас у прилавка. Над прилавком на крючках висят шляпы разных фасонов. Есть даже цилиндры - серые, черные и лиловые.

- Пару шляп, - говорит Мартин.

Продавец критически оглядывает наши пропыленные штаны и рубахи.

- Ношеных или новых? - спрашивает он и зевает.

Пожалуй, при наших капиталах лучше приобрести ношеные.

- Полтора франка за пару, - лениво говорит продавец. - А вы, должно быть, не здешние, новички в Сильвервилле?

Итак, город называется Сильвервиллем. Что-то новенькое. Да и там ли мы, куда забросило нас прошлым летом? Я решаюсь "прощупать" аборигена.

- Путешествуем, - поясняю я. - Пешком, на пари. - И тут же пугаюсь: вдруг он не знает, что такое пари.