Смеющийся труп   ::   Гамильтон Лорел

Правило волшебника номер три тысячи шестьдесят девять: при встрече с незнакомой магией, если возникают сомнения, лучше оставить все как есть.

Я оставила все как есть.

В дальнем конце комнаты мерцали свечи. Теплый густой свет заливал белые стены. Доминга стояла в центре этого света и белизны и тоже светилась – злом. Другого слова не подобрать. Она не была просто плохой, она была именно злой. Зло мерцало вокруг нее подобно темноте, жидкой и осязаемой. Улыбающаяся старушка исчезла. Теперь это было существо, обладающее огромным могуществом.

Мэнни стоял в стороне и смотрел на нее. Когда он перевел взгляд на меня, я увидела, что глаза у него почти белые. Алтарь был прямо за спиной у Доминги. Мертвые животные волной стекали с его верхушки, образуя на полу подобие лужи. Цыплята, собаки, поросенок, два козленка. Гора меха и засохшей крови, в которой не ясно, что кому принадлежит. Алтарь был похож на фонтан, где вместо воды толстой вялой струей текут мертвые тушки.

Жертвы были совсем свежие. Никакого запаха тления. Остекленевшие зрачки козленка смотрели прямо на меня. Ненавижу приносить в жертву козлят. Они всегда кажутся гораздо умнее цыплят. А, может, они просто мне симпатичнее.

Справа от алтаря стояла высокая женщина. Ее блестящая кожа в искусственном освещении казалась почти черной, словно она была вырезана из какого-то твердого блестящего дерева. У нее были короткие, до плеч, волосы, широкие скулы, полные губы; макияж сделан профессионально. Одета она была в длинное шелковое платье ярко-алого цвета свежей крови. Помада подобрана в тон.

Направо от алтаря стоял зомби. Когда-то это была женщина. Длинные светло-каштановые волосы ниспадали почти до пояса. Кто-то расчесал их щеткой до блеска, и они были единственным, что казалось живым в этом трупе. Кожа приобрела серый оттенок, плоть ссохлась вокруг костей, как смятая оберточная бумага. Под тонкой, тронутой разложением кожей двигались мускулы, съежившиеся и волокнистые. Полусгнивший нос выглядел каким-то недоделанным. Темно-красное платье болталось на иссохшей фигуре.

Была даже сделана попытка ее накрасить. Помаду нельзя было применить, потому что губы слишком сморщились, но сиреневые тени для век подчеркивали выпученные глаза. Я сглотнула комок в горле и снова повернулась к первой женщине.

Это тоже был зомби. Один из самых хорошо сохранившихся и живых на вид из всех, что мне доводилось видеть; но как бы великолепно она ни выглядела, все равно она была мертвой. Эта женщина, зомби, тоже смотрела на меня. В ее прекрасных карих глазах было нечто такое, что ни у одного зомби долго не сохраняется. Память о том, кем они были при жизни, меркнет в течение нескольких дней, а то и часов. Но этот зомби чего-то боялся. Страх в его взгляде был подобен яркому блеску боли в глазах. У зомби таких глаз не бывает.

Я опять повернулась к разлагающемуся зомби и обнаружила, что и он уставился на меня выпученными глазами. Этим полуистлевшим лицом трудно было что-то выразить, но все же она сумела. Сумела выразить страх. Вот черт.

Доминга кивнула, и Энцо жестом велел мне войти в круг. Я идти не хотела.

– Что, черт возьми, здесь происходит, Доминга?

Она улыбнулась, едва не засмеялась.

– Я не привыкла к такой грубости.

– Привыкнешь, – отрезала я. Хватит уже обращаться к ней на “вы”. Энцо у меня за спиной шумно задышал. Я изо всех сил старалась не обращать на него внимания. Моя правая рука этак небрежно потянулась к пистолету – но так, чтобы не было похоже, что она тянется к пистолету. Это непросто сделать. Обычно когда кто-то тянется к пистолету, это похоже на то, что человек тянется к пистолету. Однако кажется, никто ничего не заметил. Какая я молодец.

– Что ты сделала с этими зомби?

– Осмотри их сама, chica.