Теория домашних любимцев: постулат Л. Т.   ::   Кинг Стивен

Бедный мальчик сунул ножку в шлепанец и нащупал капельку слюны», — я попытался перебить ее, сказать, что слюна — она жидкая, в слюне комков не бывает, но Красотка-Лулу не дала мне и слова вымолвить. К тому моменту она уже набрала ход и тараторила, как пулемет.

«Позволь мне кое-что тебе сказать, сладенький, — выпаливает она. — Капелька слюны в твоем шлепанце — это ерунда. Вы, мужчины, меня достали. Попытайся представить себя на месте женщины, а? Попытайся представить себе, что это ты лежишь внизу и тебе в поясницу упирается вылезшая из матраса пружина, или как ты идешь ночью в туалет, а мужчина не поднял сидения, и ты плюхаешься задом в холодную воду. Приятное такое ночное купание. Да и воду, естественно, не спускали, потому что мужчины думают, что Фея Мочи приходит где-нибудь в два часа ночи и прибирается за ними. Сидишь значит, задницей в моче, а потом понимаешь, что и ноги у тебя уже далеко не сухие, просто плавают в „Скуэрте“. Почему-то мужчины не знают, что делать со своим концом, когда справляют большую нужду. Пьяные или трезвые, они умудряются залить весь чертов пол еще до того, как начинают срать. Всю жизнь я с этим живу, сладенький — отец, четверо братьев, первый муж, несколько сожителей, до которых тебе нет никакого дела… а ты готов послать бедного Френка в газовую камеру только потому, что он случайно чуть срыгнул слюной в твой шлепанец».

«Мой отороченный мехом шлепанец, — говорю я ей, но это уже отступление. Живя с Лулу, и это я могу поставить себе в заслугу, я научился не тратить силы и нервы попусту. Признавал свое поражение, если шансов на победу не было. Так что не собирался говорить ей, хотя не сомневался, мог дать руку на отсечение, что он ссал на мое нижнее белье, если, уходя на работу, я забывал бросить его в корзинку для грязного и оставлял на полу. Она могла разбрасывать свои бюстгальтеры и трусики от ада до Гарварда, и разбрасывала, а вот если я оставлял мои носки в углу, то, возвращаясь с работы, находил, что этот чертов терьер устраивал им лимонадный душ. А если б я ей такое сказал? Она бы отправила меня к психиатру. Отправила бы, даже зная, что это правда. А все дело в том, что не желала она воспринимать мои слова всерьез. Она любила Френка, видите ли, а Френк любил ее. Прямо-таки Ромео и Джульетта или Рокки и Адриан.

Френк подходил к ее креслу, когда мы смотрели телевизор, ложился на пол, клал морду на ее шлепанец. Вот так и лежал весь вечер, глядя на нее снизу вверх, такой нежный и любящий, повернувшись задом ко мне, и если ему случалось пернуть, газовое облако полностью доставалось моему носу. Он любил ее, а она — его. Почему? Бог знает. Любовь — это загадка для всех, кроме, полагаю, поэтов, но никто в здравом уме не может понять, что они о ней пишут. Я думаю, большинство из них тоже не может, во всяком случае, в те редкие моменты, когда они просыпаются и чуют запах кофе.

Но Красотка-Лулу дарила мне собаку не для того, чтобы оставить ее себе, я хочу, чтобы с этим все было ясно. Я знаю, что некоторые люди именно так и поступают: муж везет жену в Майами, потому что хочет побывать там, или жена покупает мужу «НордикТрэк», придя к выводу, что тому надо согнать живот, но это не тот случай. Поначалу мы были безумно влюблены друг в друга. Я знал, что кроме нее мне никто не нужен, и мог поклясться, что она испытывала те же чувства. Нет, она подарила мне пса, потому что я всегда заливался смехом, когда видел такого же во «Фрейсиере». Она не знала, что Френк влюбится в нее, а она в него, не знала, что пес безумно возненавидит меня и будет блевать в мой шлепанец и жевать занавески в спальне с моей стороны кровати.

Л. Т. оглядывал улыбающихся слушателей, сам не улыбался, зато понимающе закатывал глаза, и все смеялись, ожидая не менее забавного продолжения. Смеялся и я, чаще всего смеялся, хотя и знал о Человеке-Топоре.

— Никогда раньше ненависти ко мне никто не питал, — обрывал паузу Л. Т.