Титус Гроун (Горменгаст - 1)   ::   Пик Мервин

Принимался Ротткодд за уборку ровно в семь утра скидывал суконный полукамзол и надевал специальный серый балахон, брал в руки легкую метелку, сделанную из перьев. Сквозь стекла очков смотритель придирчиво озирался по сторонам - с чего начать? Внешность Ротткодда была тоже в своем роде примечательна - кожа головы имела странный цвет, и вообще голова напоминала заржавленную мушкетную пулю, а зрачки глаз казались уменьшенными прототипами головы. И все три "мушкетные пули" ни секунды не стояли на месте голова покачивалась, а глаза бегали из стороны в сторону. Потом подходила следующая часть ритуала уборки - смотритель начинал неспешно обметать метелкой статуэтки, стоявшие справа. Он был методичен и совершенно спокоен - никто не мог прервать его работу. Хотя бы потому, что Барельефный зал располагался на последнем этаже. Собственно, это был даже не этаж, а скорее чердак. В помещении имелось одно-единственное окно - в торцовой стене, напротив двери. Окно было небольшим, и света сквозь него проникало немного. Может, потому обычно Ротткодд не открывал ставень - какой толк с этого, коли тут все равно царит полумрак? Основными источниками света служили семь больших фонарей, подвешенных к потолку на расстоянии девяти футов друг от друга. Ротткодд лично следил за сменой свечей в фонарях, сам гасил их - ровно в девять вечера. Солидный запас свечей хранился в крохотной каморке под винтовой лестницей, что вела на крышу. Кроме свечей, там хранился запасной кафтан для работы, лесенка-стремянка и книга записи посетителей, древняя, как сам мир. Мебели в зале не было - ни столов, ни стульев. Единственным предметом, который к ней можно было бы с натяжкой отнести, был гамак, подвешенный у окна, в котором Ротткодд спал. На полу возле стен пыли было довольно много, а во всех четырех углах помещения она образовывала маленькие холмы - и как же могло быть иначе, коли каждый день смотритель безжалостно сметал пыль с деревянных фигурок?

Итак, Ротткодд двигался вдоль ряда раскрашенных в разные цвета фигурок и окидывал каждую внимательным взглядом, после чего следовало несколько прицельных мазков перьевой метелкой. Ротткодд был человеком нелюдимым и, как следствие этого, холостяком. Женщины при первом же знакомстве начинали его бояться. Так что чердачное затворничество было для него идеальным образом жизни. Иногда, правда, даже сюда забирался кто-нибудь из слуг, чтобы задать какой-то вопрос, обычно относительно ритуала выбора скульптур его сиятельства, а потом жизнь Ротткодда снова принимала привычный оборот.

Интересно, какие воспоминания находили на него по ночам, когда он лежал в гамаке, положив похожую на ржавую мушкетную пулю голову на скрюченную руку? О чем мечтал он месяц за месяцем, год за годом? Вряд ли его размышления каждый день отличались друг от друга - монотонная жизнь скорее не давала фантазии большого простора. Ротткодд сам обрек себя на одиночество, но в глубине души он, несомненно, наперекор себе, мечтал, чтобы кто-нибудь бесцеремонно потревожил его тихую заводь.

И одним тусклым дождливым днем действительно объявился нарушитель спокойствия. Ротткодд как раз лежал в гамаке, смежив глаза - за окном уныло стучал дождь, воздух, казалось, тоже был напоен неприятной влагой, так что и вставать не хотелось. И вдруг раздался грохот - смотритель сначала нахмурился, но потом хитро улыбнулся: ведь он собственноручно вытащил один из двух гроздей, которыми была прибита дверная ручка. Хватаясь за ослабленную ручку, посетитель невольно производил стук в дверь - все это было сделано с умыслом, чтобы Ротткодда не могли застать врасплох, войдя тихо и незаметно. А так... предупрежден - значит, вооружен.

Между тем звук еще раз тоскливо разнесся по продолговатому Барельефному залу. В этот момент сквозь решетчатые ставни окна просочились скупые лучики света - дождь, выходит, кончился.