Неприятности на свою голову   ::   Сан-Антонио

— Месье нравится Бельгия?

— Я люблю ее, как Францию… Он принимает таинственный вид и делится со мной секретом:

— Льеж — это почти Франция.

— Откровенность за откровенность. Лилль — это почти Бельгия. Надо нам будет объединиться. Мы отдадим вам нашего президента, а вы нам своего короля. В Елисейском дворце будет веселее. — Сменив тон, я шепчу:

— Скажите, у типа из двадцать шестого нет в носу турбины? Он так храпит… Как его зовут? Парень размышляет.

— Месье Ван Борен, — говорит он. — Если хотите, мы можем перевести вас в другой номер.

— Да нет, я пошутил… — улыбаюсь я и ухожу, чтобы поразмыслить на свежем воздухе об этой интермедии.

Я люблю головоломки, так что должен быть доволен. Тайна, в которую я сегодня сунул свой нос, кажется мне первосортной.

Солнце — причина моего открытия — блестит, как совсем недавно брильянты. Должно быть, ангелы натирали его всю ночь, потому что я никогда не видел его таким блестящим. Честное слово, почти как на Лазурном берегу!

Все выглядят веселыми. Маленькие бельгийцы играют, весело напевая и путаясь в ногах у прохожих. Я не знаю никого веселее, разве что парижан. Пронырливые ребята, эти льежцы! Будь их глаза руками, все более-менее хорошо сложенные девицы ходили бы нагишом!

«Послушай, Сан-А, — говорю я себе, медленно шагая по тротуару, — не приснилось ли тебе все это? Ты точно видел, как тип насовал целое состояние в брильянтах в засахаренные фрукты и отправил их по почте даме, живущей в двухстах метрах от гостиницы? Тебе не кажется, что это слишком?»

Дама Ван Борен совсем не обязательно благоверная этого типа. Она может быть его мамашей, сеструхой или просто однофамилицей.

По-моему, я слишком расфантазировался, а в этой истории, может быть, нет ничего таинственного. Вдруг Ван Борен шутник и просто хочет преподнести оригинальный подарок своей благоверной или мамочке!

А потом, я ведь не знаю, подлинные эти камушки или нет. Ничто так не похоже на настоящий драгоценный камень, как фальшивый.

А я-то сочинил целый дешевый детектив из-за пригоршни стекляшек!

Ну ты даешь, Сан-Антонио!

Я начинаю убеждать себя: “Старина, ты тут на задании. Эта история тебя совершенно не касается. Даже если в ней что нечисто, не суй свой нос. Занимайся лучше своими делами…"

Чтобы немного отвлечься, я иду на почтамт и звоню в Париж. Меня соединяют сразу, и мне отвечает Старик.

— Сан-Антонио, — говорю я, как начальник вокзала произносит название своей станции. Слышится вздох.

— Я как раз собирался вам звонить, Сан-А. Все отменяется, можете возвращаться. Я радостно подпрыгиваю.

— Возвращаться?

— Да, а вам не хочется?

— Наоборот. Так все осточертело, что я начал покрываться плесенью!

Он смеется.

— Каким поездом вы приедете?

— Первым же!

— Значит, увидимся сегодня вечером.

— Да, патрон. До вечера. Для меня есть работенка?

— Будет видно.

Он по-прежнему лаконичен.

Положив трубку, я галопом бегу в отель.

— Счет! — кричу я.

— Месье уезжает?

— Нет, улетает!

После этой шутки я поднимаюсь собирать чемодан. В беспорядке нашвыриваю в него свои шмотки, потом снимаю трубку.

— Дружище, когда ближайший поезд на Париж?

— Секундочку, месье.

Слышу, как он шуршит листками.

— Один через десять минут, месье!

— А, черт! Бегите поймайте мне тачку и тащите скорее счет.

Я сажусь на чемодан, чтобы закрыть его. Он, бедный, чуть не превращается во фламандскую галету. После этого несусь вниз.

Близорукий тип за администраторской стойкой вручает мне счет длиной со вступительную речь во Французскую академию. Я протягиваю крупную купюру. Он отсчитывает мелочь, а я скребу землю копытом, как лошадь, участвующая в гонках на Гран-При.

— Пошевеливайтесь, старина!

— Вот!

Я сую сдачу в карман и мчусь к такси, ждущему меня перед дверью.