Владычица снов. Книга первая   ::   Уайли Джонатан

Завершив работу над портретом, Кедар немедленно покинул гостеприимный кров, не пожелав даже посмотреть на то, как будет выглядеть его детище на заранее уготованном для него месте в портретной галерее. Так что Ребекке не выдалось случая поговорить с ним или показать ему другую картину, свою картину. Волшебную картину.

Ребекке только-только исполнилось десять лет, когда она впервые увидела портрет человека в плаще с капюшоном, — человека, который из-за своего наряда и странной прически показался ей монахом или же бывшим монахом. Тогда это зрелище сильно напугало девочку, да и теперь, почти восемь лет спустя, оно по-прежнему страшило ее — правда, теперь лишь самую чуточку. Пугало и в то же самое время восхищало. Между нею и человеком, изображенным на картине, как будто возникла незримая связь.

Причина ее восхищения была достаточно проста. Каждый раз, когда Ребекка после определенного перерыва смотрела на картину, она обнаруживала в ней странные перемены.

Мужчина сидел за бесхитростной работы деревянным столом в комнате с каменными стенами, в смутных контурах которых угадывались книжные полки, сплошь уставленные тяжеленными фолиантами. Монах на картине был виден лишь до пояса, но Ребекка, сама не зная как, понимала, что это мужчина высокого роста, с крепкими ногами, обутыми в веревочные сандалии. Его руки покоились на столе, ладони сжимали два угла квадратной столешницы. Сама столешница была поделена на множество квадратов меньшей площади, попеременно черного или белого цвета, и на этих черных и белых квадратах или полях кое-где стояли прелюбопытные фигуры, вырезанные из дерева двух цветов, — одни черные, а другие красные. Судя по всему, это была какая-то настольная игра, но вовсе не те элементарные шашки, в которые умела играть и сама Ребекка. Фигуры различались размерами и формой — от самых маленьких, представлявших собой рассеянных по всей столешнице пехотинцев, до такой, что по сравнению с этими пехотинцами казалась просто гигантской. На голове у самой большой фигуры была корона, а в руках — держава и скипетр. Средних размеров фигуры изображали вооруженных всадников, была одна стройная и в то же время удивительно округлая женская фигурка, а также несколько зверей, включая медведя и, пожалуй, дракона, другим же Ребекка не могла подыскать никакого наименования.

Монах, судя по всему, командовал красными фигурами, и его темно-карие глаза испытующе смотрели на отсутствующего на картине соперника, который оставался на другой — невидимой — стороне доски. Подобная композиция сразу же пробудила в Ребекке любопытство. Означает ли это, что монах играет в неведомую игру с самим художником? Или замысел заключается в том, чтобы стороной, играющей черными фигурами, почувствовал себя зритель? С тех пор как Ребекка обнаружила картину, ей удалось сделать по поводу всего, что там изображено, немало открытий, но первые, возникшие с самого начала вопросы так и остались без ответа.

Все это было бы весьма любопытно, но ничем не примечательно, если бы не два совершенно невероятных обстоятельства. Во-первых, хотя мужчина, изображенный на картине, постоянно глядел в одну и ту же точку, выражение его лица постоянно менялось. Как правило, на губах его играла слегка насмешливая улыбка, словно он мысленно прикидывал силу соперника и находил ее не стоящей внимания, но Ребекке доводилось заставать его и в такие минуты, когда на его довольно заурядном, хотя и не лишенном приятности лице сверкала белозубая ухмылка, свидетельствующая об испытываемой радости, а порой она видела, что монах гневно хмурится. Встречались и выражение предельной концентрации внимания, и признаки рассеянности и расслабленности, словно мысли человека на портрете витали сейчас где-то далеко-далеко.