Возвращайся, сделав круг   ::   Трофимов Александр

Вы почувствуете умиротворение и уверенность в себе.

Он не издевается. Железяка просто уверена, что во мне кипят мысли. Что я замышляю месть. Страшную кару для тех, кто сотворил со мной такую гнусность – оставил на две недели с этим назойливым типом. Что я мечтаю угнать этот лайнер и поохотиться на своих обидчиков или просто забить всех пассажиров до смерти своей любимой подушкой… Для острастки.

А мне просто хочется лежать в темноте и смотреть на блики от индикаторов, сверкающие на пустой посеребренной голове этого балабола. А когда моя нога снова будет при мне – здорово было бы найти местечко поуютнее, желательно с какой-нибудь мебелью помимо кровати, медицинских аппаратов и зануды-доктора. Чтобы там можно было улечься поудобнее, потереться щекой о прохладную подушку и…

– Милорд Тим…

– Да…

– Я настаиваю, чтобы вы написали еще один вариант. Вам нужно научиться упорядочивать ваши мысли, иначе новые впечатления и вызванные ими обращения сознания к имплантированной информации по-прежнему будут вызывать обмороки.

Если что и сделает меня маньяком, так это его настойчивость. Хорошо, дройд. Тебе нужен дневник? Будет тебе дневник…

Я включил планшетку, удостоверился, что радиодиал мигает – а значит, робот будет в курсе того, что я напишу, – и положил руки на теплый экран.

«Я – Тим. Безногий беспамятный червь в заботливых руках Империи. Так есть сейчас, но так было не всегда, ибо я вспомнил.

До того, как мои многочисленные враги силой, хитростью, подкупом и соблазном поймали меня и, взяв в заложники мою память, начали требовать, чтобы я уничтожил вселенную…

Я был Рыцарем Света, Тьмы, Тени и Полутени. Я был грозен и велик. Я обрекал мир на погибель, а потом сам же спасал его от себя… В этом и состояла моя великая миссия. Я выполнял ее день и ночь, без сна и отдыха.

В свободное же время я задумывался о жизни. А жизнь задумывалась обо мне. Мы говорили с ней на всех языках одновременно, а потом обменивались молчанием, чтобы сохранить его как память. На рассвете жизнь покидала меня, отправляясь по своим делам, а я брал большой молоток и шел ковать себе гроб.

Вместо досок я брал больших дройдов и плющил, вместо шурупов – маленьких дройдов и скручивал. А подушку я делал из серебряных дройдов, работающих в медблоках космических лайнеров. Чтобы подушка получилась мягкая, я разбирал их ломиком, собирал гнутой отверткой и спрашивал…»

Я повернулся к застывшей железяке:

– …Ну как?

Оказалось, что роботы умеют вздыхать.

Все следующее утро (а «утро» на космолайнере тогда, когда из имитатора окна ярко светит имитатор солнца) я забавлялся тем, что закрывал по очереди то левый, то правый глаз и прилежно удивлялся тому, как прыгает туда-сюда моя вытянутая рука. Робот на заднем фоне никуда не прыгал, и это меня раздражало, но раздражало как-то по-доброму. По-детски.

Когда забава мне надоела, я опустил затекшую руку и попытался дотянуться до левого колена – хотел помассировать ногу в том месте, где ее обхватывал громоздкий блок регенератора. Нога не болела – я вообще ее не чувствовал, только редкие слабые покалывания, – но дройд сказал, что это фантомные ощущения – ткани находились под полной анестезией. Дотянуться до колена я не смог – стоило мне оторвать голову от подушки, в глазах что-то вспыхнуло, и я поспешил улечься обратно. Фигура дройда размазалась, превращаясь в мутное белое пятно. Но через некоторое время туман в голове рассеялся. Вместе с ощущением, что из моей черепной коробки пытается совершить побег стадо скользких ящериц. Больше я экспериментировать не пытался.

Заняться мне было нечем, поэтому я просто лежал и смотрел в белый потолок. Страшно чесалось левое запястье, причем зуд с каждым днем становился только сильнее.