Всесожжение   ::   Гамильтон Лорел

За это ты сгниешь живьем!

Уоррик стоял очень прямо. Можно было буквально увидеть, как он ожидает своей пытки. Он стоял, в белом сиянии, и выглядел именно так, как полагается святому воину. На его лице был покой, в прекрасных глазах – мир.

Сила Иветт хлынула вперед, и краешком задела мня. Но Уоррик стоял на прежнем месте, целый и чистый. Ничего не произошло. Иветт развернулась к нам.

– Кто ему помогает? Кто защищает его от меня?

Я, кажется, поняла, что только что случилось.

– Никто ему не помогает, Иветт, – ответила я, – он мастер вампиров, и ты больше не можешь причинить ему вред.

– Да что ты говоришь! Он мой! И я могу делать с ним все, что пожелаю. Он всегда был моим.

– А теперь – нет, – сказала я.

Уоррик улыбнулся, у него просветлело лицо.

– Господь освободил меня от тебя, Иветт. Он, наконец, простил мне падение. Мое вожделение к твоей белой плоти вело меня в ад. Теперь я свободен от тебя.

– Нет! – крикнула она. – Нет!

– Похоже, наш брат по совету ограничивал силу Уоррика, – сказал Странник. – Точно так же, как он давал силу тебе, Иветт, он отнимал ее у него.

– Это невозможно! – сказала она. – Мы сожжем этот город дотла и возьмем ответственность на себя.

Мы покажем им всем, что мы монстры.

– Нет, Иветт, – сказал Уоррик, – не покажем.

– Ты мне для этого не нужен, – сказала она, – я и сама могу быть монстром. Уверена, что найдется репортер, которого я смогу приласкать. Я сгнию прямо перед объективом, прямо на нем. Я не подведу нашего мастера. Я буду таким чудовищем, каким он хочет нас видеть. Монстром, который живет во всех нас.

Она протянула руку Генри.

– Пойдем, найдем своих жертв во всех людных местах.

– Мы не можем этого допустить, – сказал Странник.

– Да, – подтвердил Падма, с помощью Гидеона и Томаса вставая на ноги. – Мы не можем этого допустить.

– Да, – сказал Уоррик, – мы не можем дать ей соблазнить еще кого-нибудь. Хватит.

– Нет, не хватит. И никогда не хватит. Я найду тебе лучшую замену, Уоррик. Я могу заново создать тебя. Из того, кто будет для меня слугой на все времена.

Он медленно покачал головой.

– Я не могу позволить тебе украсть душу у еще одного человека. Я не брошу еще одного несчастного в ад твоих объятий.

– Я думала, ты боишься этого ада, – сказала Иветт. – Века боязни, что ты сгоришь в наказание за свои преступления.

Она распалялась, повышая голос:

– Веками я слушала твое нытье про утраченную чистоту, потерю благодати и ждущие тебя наказания.

– Я больше не боюсь своего наказания, Иветт.

– Потому что думаешь, что прощен, – сказала она.

Он покачал головой.

– Бог знает, прощен ли я истинно, но если я буду наказан, то заслужил это. Как все мы. Я не могу позволить тебе найти другую грешную душу вместо меня.

Она скользнула к нему, запустив пальцы в его белую тунику. Я потеряла ее из виду за его широкой спиной, и когда она обошла его и появилась с другой стороны, она начала разлагаться. Она скользила гниющими руками по его белому одеянию, оставляя черно-зеленые слизистые следы. Она рассмеялась, и покрытое язвами лицо искривила гримаса.

– Что с ней происходит? – прошептал Ричард.

– Она сама, – ответила я.

– Ты вернешься со мной во Францию. Ты будешь служить мне, даже если теперь ты мастер. Если кто и может принести такую жертву, то это ты, Уоррик.

– Нет, – ответил он. – Если бы я действительно был тверд и достоин Божьей благодати, то вернулся бы с тобой. Но я не так силен.

Она обвила гниющие руки вокруг его талии и улыбнулась ему. Ее тело разрушалось, истекало темной вязкой жидкостью прямо на белое совершенное платье. Густые белые волосы высохли прямо у нас на глазах, превратившись в блеклую солому.

– Тогда поцелуй меня, Уоррик. Всего один последний раз.