Вспомни о Флебе   ::   Бэнкс Йен

Ему не успеть вовремя освободить руки; он захлебнется.

В темной камере, в жаре и вони, с залитым потом лицом и крепко зажмуренными глазами, он постоянно погружал себя в транс, а частью сознания пытался свыкнуться с мыслью о собственной смерти. Но было что-то еще, как невидимое насекомое, жужжащее в тихой комнате, что-то, что не хотело уходить, что не было ему нужно и только мешало. Это была фраза, неуместная и бессмысленная, и такая древняя, что он даже не знал, где мог услышать или вычитать ее; она непрерывно кружила внутри черепа, как бормотание в кувшине:

Джинмоти с Бозлена Два убивают тех, кто, будучи предназначен для этого порядком наследования, совершает ритуальные убийства тесной семьи короля года, топя их в слезах континентального сочувствия во время сезона печали.

Какое-то время, лишь только начались его мучения и он был в трансе лишь частично, он спрашивал себя, что случится, если сдаться. Еще до того, как дворцовая кухня - если он не ошибался, примерно в пятнадцати или шестнадцати этажах над ним - спустила свои отходы по извилистой сети трубопроводов в эту камеру-клоаку. Бурлящая жидкая масса вынесла сгнившие объедки, оставшиеся с последнего раза, когда в грязи и отходах захлебнулся какой-то другой бедняга, и он испугался, что его вырвет. Но потом почти утешился, рассчитав, что на момент его смерти это не окажет никакого влияния.

Потом - в том состоянии нервного легкомыслия, с которым часто сталкиваются те, кто в опасной для жизни ситуации не мог ничего делать, кроме как только ждать - он подумал, ускорит ли плач его смерть. Теоретически - да, хотя практически это не играло никакой роли. А потом в его голове начала перекатываться эта фраза.

Джинмоти с Бозлена Два убивают тех, кто, будучи предназначен для этого порядком наследования...

Жидкость, которую он так отчетливо слышал, чувствовал и обонял и, возможно, мог бы и видеть, если бы держал открытыми свои отнюдь не нормальные глаза, слегка плеснулась и коснулась нижней части его носа. Он почувствовал, как она перекрыла ноздри, наполнив их выворачивающей желудок вонью, затряс головой, пытаясь еще сильнее вжаться черепом в камни потолка, и отвратительное варево опустилось. Он отфыркался и снова задышал.

Теперь уже недолго. Он снова проверил запястья, но это не имело никакого смысла. Для освобождения ему понадобится час или даже больше, а оставалось - и то, если повезет - лишь несколько минут.

Транс все время рассеивался, и он снова и снова возвращался в сознание, будто его мозгу хотелось в полной мере прочувствовать свою смерть, свое угасание. Он попытался думать о чем-нибудь глубинном, заставить пройти перед глазами свою жизнь или внезапно вспомнить о какой-нибудь старой любви, о давно забытом пророчестве или предчувствии, но в памяти не было ничего, только эта бессмысленная фраза и страх захлебнуться в грязи и отходах других людей.

Вы старые мерзавцы, подумал он. Одной из их немногих юмористических и оригинальных черт было изобретение этой элегантной, ироничной смерти. О-о, что они должны чувствовать, волоча свои слабые от старости тела к туалетам банкетного зала и зная, что в прямом смысле гадят на своих врагов и тем самым убивают их!

Давление воздуха возросло, и далекое стонущее урчание жидкости возвестило о новом ее низвержении. Вы, подлые мерзавцы! Надеюсь, что хоть ты сдержишь свое обещание, Больведа.

Джинмоти с Бозлена Два убивают тех, кто, будучи предназначен для этого порядком наследования... - думала часть его мозга, пока трубы в потолке клокотали и выплескивали теплую массу жидких отходов, едва не заполнивших камеру доверху. По лицу прошла волна и откатилась, чтобы лишь на секунду освободить нос и дать время втянуть полные легкие воздуха.