Он приехал в день поминовения   ::   Сименон Жорж

Жиль посмотрел на нотариуса так, что тот осекся.

Затем Жиль раскрыл портфель, вытащил документы.

- Вы имели в виду вот это, месье Плантель?.. А вы это, месье Бабен? А вы это, месье Эрвино?..

Жиль понимал, что камин растоплен только ради этой церемонии. Он равнодушно бросил туда бумаги, и они тут же вспыхнули.

Эрвино направился к столику, на котором стоял портвейн и рюмки.

- Надеюсь, вы не откажетесь... Но Жиль снова посмотрел на него, взял опустевший портфель и проронил:

- До свиданья!

Когда он вернулся на набережную Урсулинок, его поразила царившая в доме тишина. Гостиная была пуста. Жиль приоткрыл дверь в кухню.

- Мадам легла,- сообщила Марта.

Нахмурившись, Жиль прошел в спальню, где горел только ночник, кровать была не постелена. Алиса лежала одетая, с покрасневшими глазами.

Жиль, стоя, смотрел на жену, слегка встревоженный этой неожиданной картиной.

- Жиль?.. Я не знаю, ты, может быть, рассердишься. Но я не виновата, клянусь тебе. Мама велела не беспокоить тебя, пока все это не кончится. Сядь поближе. Возьми мою руку. По-моему...

Жиль неловко присел на край постели и взял Алису за руку, как врач, щупающий больному пульс.

- По-моему... По-моему, у меня будет ребенок, Жиль.

Она не решалась взглянуть на него, испуганная тишиной, внезапно воцарившейся в спальне.

Жиль заметил, что она слегка пошевелилась и следит за ним сквозь приспущенные веки.

- Ты молчишь?

- А что мне говорить?

И так как на ресницах Алисы повисли слезинки, Жиль нагнулся и поцеловал ее.

Эпилог

Вечер в Фонтене

Машина преодолела последний подъем, и Жиль увидел огни Фонтене, звездочками мигавшие в вечернем тумане. Теперь он разбирался в их мнимом хаосе не хуже, чем иной в движении небесных тел. Прямая, озаренная яркими фонарями магистраль, вдоль которой плывет молочное облачко паровозного пара, - это улица Республики; а там, где световой ореол города позволяет различить очертания крыш, шеренгой выстроились немногочисленные крупнее магазины.

Сейчас Жиль минует мост, проедет мимо иссера-белого собора на площади Вьет, спустится по населенной ремесленниками улочке и возьмется за медный дверной молоток, вернее, даже не успеет взяться. Прохожие на улице Кордуан попадаются редко, поэтому Жиль оставлял машину на площади Вьет.

Это было его время - час вечерних сумерек, когда тени кажутся особенно расплывчатыми, как бы напитанными тайной.

Не в этот ли час он высадился в Ла-Рошели накануне Дня поминовения и не в этот ли час Алиса - влажные губы, размытые полутьмой черты, льнущее к нему тело - встречалась с ним в аллеях парка?

Эта мысль поразила его, когда он проезжал скупее всего освещенную часть улицы Республики. У зверей есть такое время суток, когда они живут наиболее полной жизнью. Разве не так же у людей?

В какие бы давние годы ни уносили Жиля воспоминания, все улицы неизменно виделись ему в сумерках. Может быть, потому, что его родители вечно скитались. Светлые утренние часы были не для них. В это время они, наглухо зашторив окна, спали тяжелым сном в номере какой-нибудь гостиницы, и неистовый уличный шум, прорываясь сквозь завесу сна, лишь изредка пробуждал в них обрывки сознания.

Вставали Мовуазены поздно - часа в два, порой и позже. Ели тоже не как все люди, за семейным столом, а перебивались всухомятку провизией, купленной накануне в первой попавшейся лавочке, и на камине или ночном столике у них всегда валялись крошки хлеба и огрызки колбасы.

Жизнь начиналась тогда, когда для остальных день близился к концу. А в этот час все города - на одно лицо, и тени, скользящие мимо витрин, всюду кажутся одинаковыми.