Запертая комната   ::   Лавкрафт Говард Филлипс

Также он избегал встречаться с любопытными взглядами прохожих, а направился прямо к старинной церкви, в которой располагался местный торговый центр , где, как он предполагал, его также встретит неряшливое убранство и беспорядок, полностью гармонировавший с видом самой деревни. Войдя в магазин, Эбнер направился прямо к прилавку и попросил ветчину, кофе, яйца и молоко.

Хозяин даже не шелохнулся.

— Вы, похоже, один из Уотелеев. А меня вы, наверное, и не знаете, хотя я ваш кузен Тобиас. И который же из них вы будете?

— Я Эбнер, внук Лютера, — неохотно проговорил он. Лицо Тобиаса Уотелея окаменело.

— Сын Либби — той самой Либби, что вышла замуж за кузена Иеремию... Так вы что, решили вернуться назад — обратно к Лютеру?

— Не мы, а я один, — коротко проговорил Эбнер. — И вообще, я не вполне понимаю, о чем вы говорите.

— Ну, если не понимаете, то не мне вам об этом и рассказывать.

Тобиас Уотелей и в самом деле замолчал, не произнеся больше ни слова. Он принес все, что заказал Эбнер, с угрюмым видом принял деньги и с плохо скрываемой недоброжелательностью смотрел ему в спину, когда тот выходил из магазина.

Сцена эта задела Эбнера за живое. Приветливая свежесть утра окончательно померкла для него, хотя на безоблачном небосклоне по-прежнему ярко сияло солнце. Он поспешно удалялся от магазина, а заодно и от центральной улицы, стремясь поскорее вернуться в свою новую временную обитель.

Там его, однако, поджидало новое открытие — перед домом стояла понурая лошадь, впряженная в неимоверно ветхий фургон. Рядом с ней под деревом стоял какой—то мальчик, а внутри фургона виднелась фигура старика с окладистой белой бородой. Заметив приближение Эбнера, он сделал своему юному спутнику знак рукой, чтобы тот помог ему выбраться наружу, после чего с превеликим трудом спустился на землю и стал поджидать приближения молодого человека. Как только Эбнер подошел к ним, мальчик без тени улыбки на лице произнес:

— Дедушка хочет с вами поговорить.

— Эбнер, — проговорил старик дрожащим голосом, и тот лишь сейчас понял, насколько древним был этот человек.

— Это мой прадедушка Зэбулон Уотелей, — пояснил мальчик.

Таким образом, перед ним стоял брат его собственного деда, Лютера Уотелея — единственный оставшийся в живых представитель старшего поколения рода Уотелеев.

— Проходите в дом, сэр, — проговорил Эбнер, протягивая старику руку.

Зэбулон пожал ее, после чего вся троица медленно направилась в сторону веранды, где старик остановился около нижней ступеньки, из-под густых седых бровей поднял на Эбнера взгляд своих темных глаз и. мягко покачал головой.

— Нет, я лучше здесь присяду, если стул найдется.

— Принеси стул из кухни, — попросил Эбнер мальчика.

Тот поднялся по лестнице и вошел в дом, тут же вернулся со стулом, помог старику опуститься на него, после чего встал рядом с ним, пока Зэбулон, глядя в землю под ногами, пытался успокоить разгоряченное дыхание. Наконец он перевел взгляд на Эбнера и принялся внимательно разглядывать его, всматриваться в каждую деталь одежды, которая, в отличие от его собственной, была сшита отнюдь не вручную.

— Зачем ты приехал, Эбнер? — спросил он уже несколько более окрепшим голосом.

Эбнер объяснил ему все, стараясь говорить как можно проще и короче. Зэбулон покачал головой.

— Похоже на то, что ты знаешь не больше, чем другие, а может, и того меньше. Что за человек был Лютер, одному Богу известно. Но Лютера уже нет, и теперь тебе предстоит сделать это за него. Скажу тебе только одно, Эбнер, и могу поклясться при этом Господом Богом, что и сам не знаю, почему он так повел себя и зачем запер и себя самого, и Сари, после того как она вернулась из Иннсмаута.

Знаю только одно — то, что это было что-то ужасное, страшное и дикое, а то, что произошло потом, и вовсе походило на кошмар. Никого теперь не осталось, кто мог бы подтвердить, что во всем виноват был именно Лютер, а совсем не бедная Сари. Но только теперь и ты берегись, берегись, Эбнер.