Злой город   ::   Силлов Дмитрий

Бурка угощение схрумкал мгновенно, после чего кивнул головой — спасибо, мол, старый знакомец, уважил.

Степан же возмутился.

— Ты что, племяш, удумал? Али решил, что ежели живем на отшибе, так нам и гостя накормить нечем?

— Да бог с тобой, дядя Степан, — улыбнулся ратник. — Это ж пряники. Таких пряников, как в Козельске пекут, во всей округе не сыщешь. Вон, Бурка особо не артачился, знает, что вкуснее козельских пряников не сыщешь.

— Ну, положим, моя Дарьюшка печет не хуже, — проворчал Степан. — Но все равно спасибо. Пускай покуда на завалинке полежат — вернемся с речки, под медовуху разберемся с твоими гостинцами.

Ребенок при виде отца и дяди выпростал ручонки из холстины, замахал ими и радостно засмеялся.

— Ишь ты, дядьку признал! — удивился Степан, кладя узелок с пряниками рядом с сыном.

На голос ребенка обернулась молодая женщина, до этого настолько увлеченная своим огородом, что ни топота копыт, ни разговора мужчин не услыхала. Поднялась с колен, отряхнула подол, подошла, но стала в сторонке — негоже бабе первой в мужской разговор встревать.

Степан спрятал улыбку в бороде. Ладная у него жена. Послушная да работящая, к тому же еше и красавица, каких поискать.

— Дарьюшка, забирай дитё, гостинцы и приготовь-ка нам чего-нить пожевать, — сказал Степан ласково. — Да и выпить бы ради такого случая не грех.

Женщина улыбнулась.

И у нее муж справный, хоть и строгий. А главное — любимый. Тряхнула мужниным подарком — тяжелыми серебряными серьгами с изображением Лады-роженицы [21] , улыбнулась озорно, поклонилась витязю.

— Здрав будь, боярин! То-то я смотрю, кто это такой бравый да статный к нам приехал. А как вымахал за зиму-то!

Гридень, даром что с виду лихой вояка, в шишаке да в полном воинском доспехе, вздетом скорее для виду, нежели для дела — не биться ведь в дом родственника собрался, а в гости — покраснел как мальчишка и опустил глаза.

— Да будет тебе, тёть Дарья. Какой из меня боярин?

Однако родственница не угомонилась, продолжая сверкать белозубой улыбкой, от которой пару лет назад сходили с ума все козельские щеголи. И не от них ли подале увез дядька Степан красу-девицу молодую жену в чисто поле за три дня езды от стен родного града?

— А какая ж я тебе тётя, коли всего на две весны тебя старше?

Неизвестно с чего это вдруг, но стало витязю жарко под доспехом, хоть и не травень-месяц [22] на дворе. Неловкой сцене конец положил Степан.

— Дарья! Иди в дом, говорю! Совсем парня засмущала.

Молодая женщина вздрогнула и засуетилась, поняв, что в веселье своем слегка переборщила:

— Сейчас, Степушка, я уж, почитай, в огороде закончила. Только рогожку заберу. А щи-то в печи горячие, вы уж там поскорее. Ты ж знаешь, мне стол собрать что тебе топором махнуть.

Степан кивнул, и, держа коней под узцы, мужчины направились по едва заметной тропинке к утоптанной широкой дороге, ведущей к реке.

— Дядя Степан, а чего вы на отшибе живете? — спросил витязь, скорее для того, чтобы порушить неловкое молчание. Суров дядька Степан, ох, суров. Нелегко небось приходится молодой жене. Однако, несмотря на суровость, заметил племянник, как одно лишь мгновение смотрели друг на друга Степан и Дарья. Лишь мгновение — а понятно все, и слов не надо. Любовь — она лишних слов не требует.

— Ведь Дикое поле рядом, — продолжал мысль гридень, — рукой подать. А там и Орда не за горами. Не дай бог нагрянет…

Степан усмехнулся невесело:

— И что?

— Как что? Ну, в городе за стенами все ж спокойнее…

Степан вздохнул, отгоняя воспоминания. Вновь заныл длинный старый шрам на шее — память о Калке-реке [23] , с коей немногие домой вернулись. А не вернулось — без счета.

— Знаешь, племяш, подальше от людей да князей — оно поспокойнее будет, — ответил он.