Зона бессмертного режима   ::   Разумовский Феликс

Ведь это именно он, Гиммлер, так настаивал на опытах с животным теплом. И оказывался, был прав, слепая бестия, смотрел в самый корень своими близорукими глазенками. Эх, видимо недолго теперь Попендику надуваться спесью своем Берлине. Теперь можно будет…

Бреющий полет его радужных мыслей разом оборвала Герта, в голосе ее, ставшем ниже тоном, промелькнуло что-то человеческое.

– Герр штурмбаннфюрер, плохие вести. Этот русский, похоже, умер.

– Как так умер? – не понял Брандт. – Ведь он только что…

– Ну да, – согласилась Герта. – Закончил коитус, вытянулся и отдал богу душу. Не издал ни звука. Похоже, сердце не выдержало.

– Дьявол! – огорчился Брандт, витиевато выругался и посмотрел на Шумана: – Ну что, выходит, зря старались, дорогой коллега. Химмельдоннерветтер, поцелуй меня в задницу! Ладно, хрен с ним, на сегодня хватит. Бог даст, наверстаем завтра.

– Да, от этих русских сплошные неприятности, – резко воодушевился Шуман и сглотнул. Воображение живо нарисовало ему жареные мюнхенские колбаски. – Пойдемте-ка, дорогой коллега, ужинать. Как говорила мне моя покойная матушка, залог долгой жизни – это правильное питание. М-да. Пусть земля будет ей пухом.

А уже на улице он вдруг замедлил шаг, хмыкнул глубокомысленно и повернулся к Брандту:

– Вы знаете, коллега, я сейчас подумал, что будет крайне интересно и познавательно, если хоть одна из тех славянских девок забеременеет. Дать ей выносить плод недель этак до двадцати, потом его изъять и всесторонне, тщательнейше изучить. Вы представьте только, дорогой коллега, – зачатие в пограничном состоянии. Какие силы организма активированы, каков их механизм, какие обменные и гормональные подвижки имеют место быть? А клеточная память, а алгоритм наследственности, а глубинные подкорковые процессы? Это же Эльдорадо, Клондайк, Аляска, золотое дно.

– М-да, коллега, а ведь вы совершенно правы. Это ведь и в самом деле Клондайк. Дай-то бог, чтобы забеременела, – сразу оживился Брандт, Шуман снисходительно кивнул, и оба эскулапа направились к железным воротам концлагеря. Звонко барабанила капель, на ветках набухали почки, в воздухе чувствовались движение и близость предстоящих перемен. Ранняя весна сорок пятого обещалась быть дружной и теплой…



Глава 1

– Это вам, уважаемый, не лезгинка, это твист, – вспомнил Бродов перл отечественного кинематографа, весело оскалился и деловито зашуршал картой-«трехверсткой». – Для тех, кто не в курсе, это Байкал. Мы, коллеги, вот здесь, на краю длинного, словно тещин язык, болота. А на другой его стороне, в двадцати верстах отсюда, стоит избушка на курьих ножках. К лесу задом. С печкой, лежанками и запасами харчей. Бабы-яги, правда, нет, извиняйте. Теперь, гвардейцы, слушай приказ: одеваете холщовое исподнее, разбиваетесь на две команды и совершаете пеший марш-бросок вдоль означенной трясины к хибаре. Одна ватага по левой стороне, другая – по правой. Причем стараетесь изо всех сил, рвете когти, шевелите грудями. Потому как места и харчей хватит только на одну ватагу. Другая с подведенным брюхом продолжит прогулку в обратном направлении. Голодание и таежный воздух, говорят, весьма полезны для здоровья. Вопросы? Нет? Тогда вперед. Готовность пять минут, время пошло.

«Охо-хо, – пригорюнились коллеги, они же гвардейцы, они же уважаемые, они же слушатели спецсеминара, почесали свои бритые затылки и отправились готовиться к забегу. – Ну, сука, ну, бля».

Собственно, какие слушатели – за четыре дня, проведенных в тайге, ох как настрелялись, набегались, намахались конечностями, а главное, насмотрелись вволю на Бродова и его команду. Вот ведь виртуозы в квадрате, умельцы, мастера, с такими пообщаться – никаких денег не жалко.