METPO   ::   Глуховский Дмитрий

Одет он был так же как и прежде, только за спиной висел высокий рюкзак. - Твою мать! Ты чё, собираешься с этой дурой через все кордоны тащиться? – брезгливо поинтересовался он, указывая на Артёмов автомат. У самого него, к своему удивлению, Артём никакого оружия не обнаружил.

Свет на станции померк. Народу на платформе не было никого, все уже улеглись, утомлённые пирушкой. Артём всё равно старался идти побыстрее, боясь всё-таки натолкнуться на кого-нибудь из своих, но при входе в туннель Бурбон осадил его, приказав сбавить шаг. Патрульные на путях заметили их и спросили издалека, куда это они собрались в полвторого ночи, но Бурбон назвал одного из них по имени, и пояснил, что по делам.

- Слушай, короче. Сейчас здесь на сотом и на двухсот пятидесятом заставы будут. Ты это, главное, молчи. Я сам с ними разберусь. Жалко, что у тебя калаш ровесник моей бабушке... Не спрячешь никуда... Где только ты откопал дрянь такую? – поучал он Артёма, зажигая фонарь.

На сотом метре прошло гладко. Здесь тлел небольшой костерок, у которого сидело два человека в камуфляже. Один из них дремал, а второй дружески пожал Бурбону руку.

- Бизнес? Понима-аю, - с заговорщической улыбкой протянул он.

До двухсотпятидесятого метра Бурбон не проронил ни слова, угрюмо шагая вперёд. Был он какой-то злой, неприятный, и Артём уже начал раскаиваться, что решился отправиться с ним. Отстав на шаг, он проверил, в порядке ли автомат, и положил палец на предохранитель.

У последней заставы вышла задержка. Там Бурбона то ли не так хорошо знали, то ли, наоборот, знали слишком хорошо, так что главный отвёл его в сторону, заставив оставить рюкзак у костра, и долго допрашивал о чём-то. Артём, чувствуя себя довольно глупо, остался у костра и скупо отвечал на вопросы дежурных. Те явно скучали, и были горазды поболтать. Артём по себе знал, что если дежурные так разговорчивы – это хороший знак, раз скучают, то всё спокойно. Если бы сейчас у них что-нибудь тут странное происходило, ползло бы что из глубины, с юга, прорваться кто пытался, или звуки слышались подозрительные, они бы тут сгрудились вокруг костра, и молчали бы так напряжённо, и глаз с туннеля не сводили. Значит, сегодня всё спокойно в туннеле. Значит, можно идти не опасаясь, во всяком случае, до Проспекта Мира.

- Ты ведь не местный. С Алексеевской, что ли? – дознавались дежурные, пытливо заглядывая Артёму в лицо.

Артём, помня наказ Бурбона молчать и ни с кем не разговаривать, пробормотал что-то неясное, что можно было понять по-разному, предоставив спрашивающим полную свободу трактовать его бурчание. Дежурные, отчаявшись добиться от него ответа, переключились на обсуждение рассказа какого-то Михая, который на днях торговал на Проспекте Мира и имел неприятности с администрацией станции.

 Довольный, что от него наконец отстали, Артём сидел и сквозь пламя костра всматривался в южный туннель. Вроде, это был всё тот же бесконечный широкий коридор, что и на северном направлении на ВДНХ, где Артём совсем недавно вот точно так же сидел у костра на посту на двухсот пятидесятом метре. С виду он ничем не отличался... Но было что-то в нём, не то особый запах, доносимый туннельными сквозняками, не то особенное настроение, аура что ли, присущая только этому туннелю и придававшая ему его индивидуальность, делавшая его непохожим на все остальные. Артём вспомнил, как отчим говорил как-то, что нет в метро двух одинаковых туннелей, да и в одном и том же два разных направления – и те отличаются. Эта сверхчувствительность развивалась с долгими годами походов, и не у всех. Отчим называл это «слышать туннель», и это у него было, он этим гордился и не раз признавался Артёму, что уцелел в очередной переделке только благодаря этому своему чувству.