Аукцион холостяков   ::   Делакорт Шона

— Кэт говорила что-то о помощнике. Вам какого рода помощь требуется?

— Любая сгодится. Вообще-то мне нужен ответственный человек, умеющий работать с бумагами и с людьми и способный выдерживать напряжение и стресс. Всякий раз, как сталкиваешься с правительственными органами, количество бумаг удваивается. Словом, этот человек должен быть моим ассистентом-администратором. Весьма замысловатая профессия. Он должен делать все понемногу, а оценить его усилия смогу только я. Мне надо переложить на кого-то часть вот этого груза, — она кивнула на стол, заваленный папками, — чтобы я могла больше времени проводить с детьми. — Она подняла голову и вопросительно посмотрела на Скотта. — Вы хотите кого-то предложить?

Скотт улыбнулся и подмигнул ей.

— Возможно.

— Ну вот и все. — Кэтрин появилась из задней двери. — Дженни спит. — Она повернулась к Скотту. — Простите, что так получилось. Девочка еще не совсем привыкла здесь и боится новых людей. Я думала, что она спокойней примет вас, раз вы со мной. Видимо, надо немного подождать. — Ее лицо прояснилось. — Пойдемте, я вам все покажу. — Она схватила его за руку и потянула за собой. — Я хочу, чтобы вы сами увидели, чем мы занимаемся.

Даже после того, как она отпустила его руку, Скотт ощущал волнующую теплоту ее прикосновения. Не меньше получаса она водила его по дому, рассказывая, как этот центр лавирует между реальными нуждами людей и бюрократией правительственных органов и судов. Имеется лицензия на содержание одновременно десяти детей. Предполагалось, что они будут попадать сюда ненадолго, но на поверку некоторые вынуждены проводить здесь по несколько месяцев, пока не решится их дальнейшая судьба. Кроме Черил, штат составляют еще шесть служащих.

— А какое отношение имеет к вам Билли? Черил сказала, что это он привел сюда Дженни.

— Билли Санчес живет здесь неподалеку. Он помогает нам кое в чем. Мы с ним познакомились четыре года назад. Этот центр был тогда всего три месяца как открыт и, как и все здания в округе, подвергался беспрестанным вандалическим набегам. Однажды в парадную дверь врывается этакий тринадцатилетний гаврош и втаскивает за собой чумазую девчушку лет восьми. Пошарив глазами по сторонам, он требует вызвать самого главного. Я собираюсь с духом и, стараясь не выдать замешательства, говорю, что это я. Смерив меня взглядом, он интересуется, не моя ли та шикарная тачка перед входом. Моя, говорю. Тогда он фыркает мне в лицо, цедит, мол, так и знал, что туг порядочных людей не найдется, и тянет малышку к выходу. А девчушка до того перепугана, что я чувствую — нельзя отпускать их, надо по крайней мере выяснить, что к чему. Я подхожу и удерживаю его за руку.

— Вы поступили, я бы сказал, крайне неосторожно, миссис Фэрчайлд.

— Я это поняла, когда он развернулся и сущим волком уставился на меня. Потом выдернул руку и сказал, чтобы я никогда не прикасалась к нему, если дорожу здоровьем. Я изо всех сил старалась выдержать его взгляд. Так мы смотрели друг на друга чуть ли не целую вечность, а потом он стал понемногу оттаивать. Девочка оказалась его сестрой. Слушая его рассказ, я впервые вплотную столкнулась с кошмарным бытом людей, которым мы стараемся помочь. До этого я была знакома только с финансовой стороной вопроса — собирала пожертвования, устраивала встречи и всякое такое — словом, — она сделала паузу и проницательно взглянула на Скотта, — занималась всем тем, что, по-вашему, составляет единственную цель моей жизни.

В его глазах мелькнуло замешательство, щеки порозовели.

— Понимаете, Скотт, мне приходится постоянно и изо всех сил бороться с людскими предубеждениями. Каждый норовит видеть в других лишь худшее. Такова, очевидно, человеческая натура, но мне от этого не легче.