Белый лебедь   ::   Ли Линда Фрэнсис

Она улыбалась от одной мысли о нем, сердце у нее билось так, как только он мог заставить его биться. «Где он сейчас? — подумала она. — Что он делает?»

Несколько месяцев назад, когда она со своей свитой была в Париже, Маргарет Бримли, администратор Софи, получила сообщение от своей бостонской кузины, что Грейсон наконец-то занялся выбором невесты. На какое-то мгновение Софи испытала то же желание, что и в детстве, — чтобы он выбрал ее. Но она быстро прогнала эту мысль. Она никогда не станет ничьей женой. Даже женой Грейсона Хоторна. Или, вернее, — особенно Грейсона Хоторна. Она давно приняла это решение.

Она ощутила знакомую вспышку стыда и разочарования, но их быстро сменил гнев. Она отринула от себя эти чувства. Всякие чувства, относящиеся к прошлому, бесплодны. «Я не хочу возвращаться в Бостон», — твердо сказала она себе.

Что же до Грейсона, говорили, что леди, которую он изберет, должна быть добродетельна, иметь безупречное происхождение и строгие принципы. Короче говоря, эта особа должна быть такой же серой, как вода в Бостонской гавани.

Софи передернуло при мысли о том, что подумал бы оно ней сейчас, если бы побывал на ее выступлении. Грейсон Хоторн мог снисходительно улыбаться ее детским шалостям, но на приеме в честь дня рождения ее отца она узнала, что он превратился в мужчину, который не станет терпеть раздражающего поведения жены, а уж тем более не сочтет его очаровательным. Для него главное, чтобы жена поступала так, как он хочет, когда он хочет, и не задавала глупых вопросов.

Уныло покачав головой, она спросила себя: интересно, кто та несчастная, которую Грейсон избрал себе в жены?

— Почему вы не включили Баха в сегодняшнюю программу?

Очнувшись, она заставила себя засмеяться и подошла ближе, шелестя кружевами и атласом.

— Бах так утомителен, repp Вильгельм, а вальс зажигает сердца, и иногда бывает приятно послушать изящный менуэт. Но сюита для виолончели? Ведь Баха играют все.

Что, разумеется, так и есть, поскольку все знают, что его пьесы очень трудны.

Она смело положила руку ему на плечо и улыбнулась:

— Вы не согласны?

Она могла бы точно назвать мгновение, когда он забыл о Бахе.

— В этом есть смысл, — произнес он, скользнув глазами вниз, к вырезу ее платья. — Возможно, мы могли бы поговорить об этом подробнее за рюмкой коньяка в моей гостинице.

— Возможно, — насмешливо протянула она, зная, что этого никогда не будет. — Только сначала я должна пообщаться с моими гостями.

Но едва она отошла от него в облаке атласа и мерцающих кружев, как дверь отворилась и в комнату ворвалась чопорно одетая Маргарет.

— Тебе письмо — испуганно проговорила она, и глаза ее были полны тревоги, — из Бостона. — Улыбка застыла на губах Софи.

— Смотри. — Маргарет указала на обратный адрес. — Здесь нет ошибки.

Сердце ее забилось где — то в горле, но она весело засмеялась, адресуя этот смех толпе. Потом взяла письмо и вышла в узкий коридор за сценой. Знаменитости остались в гримерной, но свита, как всегда, последовала за ней.

Она отвернулась, чтобы никто не заметил, как дрожат ее руки, сломала печать и прочла письмо — сначала один раз, потом второй.

— От кого это? — не выдержав, спросила Маргарет.

— От отца, — прошептала Софи.

— Господи! Что ему нужно? — удивилась Диндра.

— Он хочет, чтобы я вернулась домой.

Это было для нее неожиданностью, она уже давно перестала ждать, что он попросит ее вернуться. И все-таки он это сделал.

Диндра подняла бровь.

— А своей новой жене он сказал, что пишет тебе?

— Она вовсе не новая, Диндра, — протянул Генри. — Они женаты уже пять лет. Но тем не менее мы не можем туда ехать. — Он потер руки и облизал губы. — Теперь, когда турне наконец закончено, мы собираемся хорошо провести время в Монако. Играть в карты. Купаться в море. Знакомиться с людьми.