Дни гнева, дни любви   ::   Гедеон Роксана

Пощечины, наконец… Кровь уже в который раз прихлынула к моему лицу, я почувствовала себя такой униженной, что поручение, данное мне королевой, сейчас показалось мне лишь возможностью желанного реванша.

– Я не остановлюсь ни перед чем, ваше величество, – сказала я уверенно. – Я возвращусь с добрыми известиями.

Уже в карете, когда я ехала домой, меня стали одолевать смутные сомнения, и я впервые наконец задумалась о том, что же все-таки мне предстоит сделать. Перейти нелегально швейцарскую границу, Альпы… Меня могут арестовать, задержать. А Жанно – он останется здесь, в Париже. Кроме того, я ведь никогда прежде не бралась за такие дела.

Но у меня не возникло даже мысли о возможности отказаться от этого предприятия. Я подумала только о том, что должна быть предельно осторожна. Я должна все сделать правильно – так, как говорил мне генерал Буйе…

Было 12 марта 1791 года. Снег растаял, и солнце весело сияло в окнах кареты. Набухали почки на деревьях. Время было веселое, как раз для любви.

Мне предстояло сейчас нечто совсем иное. И готова я должна быть ко всему.

Я вбежала в дом по черной лестнице, заранее решив, что никого не поставлю в известность о своем отъезде. Так будет меньше разговоров. Если мне посчастливится не попасться на глаза даже Маргарите, это значит, что мое дело начнется на удивление легко.

Не замеченная, я проскользнула к себе в комнату, сразу же стала переодеваться, обрывая на себе тесемки. Платье, предназначавшееся для поездки, было готово еще неделю назад. Это был самый скромный, даже бедный наряд, – простая юбка, жакет, шейная косынка, скромная шляпка, блошиного цвета суконный плащ, – так одевались, пожалуй, продавщицы или белошвейки. Я вовремя заметила тонкую нитку жемчуга в волосах и поспешно исправила это несоответствие, бросив жемчуг на туалетный столик. Потом, на ходу завязывая ленты шляпы, я поспешила к себе в кабинет.

С разбега распахнув дверь, я застыла на месте от неожиданности.

Досада прямо-таки тошнотой подкатила к горлу. Я увидела у своего бюро мадемуазель Валери, гувернантку моих детей, перебиравшую бумаги. Но не это насторожило меня больше всего. Я досадовала, что она видит меня – в таком наряде, готовую уезжать…

– Добрый вечер, мадам! – сказала она, ничуть не смутившись.

– А что вы здесь, собственно, делаете? – спросила я, наконец-то уяснив, что она находится в моем кабинете без всякого на то разрешения.

Девушка в упор взглянула на меня серыми спокойными глазами.

– Я искала у вас Бюффона. Его «Зоологию». Хотела показать Авроре. Простите, но я никак не могла вас дождаться.

Все ее слова пролетели будто мимо меня. Я была слишком возбуждена, слишком спешила, чтобы задумываться над поведением гувернантки. Она жила в доме уже восьмой месяц, и на нее не было никаких жалоб. Дети слушались ее. А то, что она была возле моего бюро, в сущности, не важно – все секретные документы, которые я должна была забрать с собой, письма королевы к своему брату императору Австрии Леопольду были в сейфе, а туда мадемуазель Валери никак не могла проникнуть.

– Вы нашли книгу? – спросила я растерянно.

– Да. Вот она.

Девушка действительно показала мне большой толстый том. Лицо ее было спокойным и уверенным, как у человека, который знает, что его не в чем обвинить.

– Валери, в таком случае, прошу вас, оставьте меня. Мне необходимо тут кое-что сделать.

– Как вам будет угодно, мадам.

Не показывая, что замечает какую-либо перемену в моем внешнем виде, Валери двинулась к двери. Я нетерпеливо переступила с ноги на ногу. В тот миг мне хотелось лишь того, чтобы гувернантка поскорее ушла, и, когда она вышла, вздох облегчения вырвался у меня из груди.

Все письма были уложены в коробку из-под шоколада и спрятаны в сумке.