Плюшевый мишка   ::   Сименон Жорж

«Но вы же сами… «

Пусть так! Он сам выбирал каждый предмет обстановки, в особенности для своего рабочего кабинета — он хотел, чтобы мебель в нем была основательная и строгая, какую он любил — или воображал, что любит. Он спорил с декоратором и о спальне, настаивал на низкой и широкой кровати, вроде тех, что видишь только в кино.

Это было незадолго до рождения Давида. Теперь Давиду шестнадцать.

И понадобилось куда меньше шестнадцати лет, чтобы просторная постель, покрытая шелком цвета давленой земляники, стала для него чужой.

И вея эта мебель, все убранство квартиры — книги, картины, безделушки — перестанут однажды составлять фон его жизни. Переженятся дети. У Лизы, старшей, почти все решено. Ей безразлично, что об этом думают родители, и она поговаривала, что, если они будут мешать ей жить, как ей хочется, она уйдет из дому. За ней потянется Элиана. Потом — Давид.

Но в любом случае, если его вскоре не станет, жена не сможет оставить за собой такую квартиру. Тогда каждая вещь, каждый предмет обстановки уйдет отсюда и затеряется в мире чужих.

Вещи — тоже свидетели, свидетели, уже пережившие себя. Даже если они на какое-то время останутся на прежних местах и по видимости ничего не изменится, все равно они утеряют всякий смысл.

«Почему вы… «

Слишком много «почему» и слишком мало удовлетворительных ответов, вернее, никто, кроме него самого, не найдет их удовлетворительными.

Ну, взять хотя бы то, что он решил спать в каморке, на железной кровати… Правда, он поостерегся объявить, что переселился окончательно.

Были такие периоды, когда его вызывали в клинику каждую ночь. Несколько родов одновременно. При каждом телефонном звонке жена просыпалась, а по возвращении он снова ее будил. А в те редкие утра, когда он мог поспать подольше после бессонной ночи, ей приходилось осторожно, чтобы не разбудить его, выскальзывать из спальни, где она даже не могла заняться своим туалетом.

Но не в том была настоящая причина, и она знала это не хуже него, даже если притворялась, будто все дело в ночных вызовах. Нет, он ни в чем не упрекал ее. Как и она его. Дело было куда серьезнее.

Сколько времени это тянется? Немногим больше четырех лет. И все это время Кристина не могла не знать, что у него интимная связь с новой секретаршей, Вивианой Доломье, что часть ночи он проводит у нее.

Она знала, что не случайно Вивиана поселилась рядом с ними, на Сиамской, за испанской церковью.

Но утверждать, будто секретарша заняла место его жены, было бы неверно. Нет, она не заняла ничьего места. Она заполнила пустоту. Ну, а отчего эта пустота…

Что бы сказала Кристина следователю? Что думают его собственные дети?

Лиза, старшая, держится почти вызывающе, во всяком случае, настроена иронически, вчера вечером был даже неприятный случай. Но не только из-за нее он провел ночь беспокойно. В последнее время, как нарочно, участились досадные мелочи, словно судьбе доставляло удовольствие отравлять ему жизнь, внося в нее боль и тревогу.

Вчера вторая половина дня у него в кабинете и в приемной была напряженной. Около семи часов ему позвонила из клиники мадам Дуэ, старшая акушерка:

— У меня неприятности с одиннадцатой палатой, профессор. Она требует, чтобы вы немедленно пришли. Утверждает, что успеет долететь до Каира ночным рейсом до начала родов…

— В каком она состоянии?

— Легкие боли с интервалами, еще ничего определенного. Она все время плачет и говорит о муже, то по-французски, то на родном языке…

— Еду.

Секретарша, что все время была подле него, поняла, в чем дело. Уже много дней они были озабочены. Речь шла о юной женщине, едва ли девятнадцати лет, она и с виду походит на ребенка, на куклу; ее муж — египетский дипломат.