Плоды страсти   ::   Пеннак Даниэль

Да нет, поверить не могу: Тереза Малоссен влюблена! Моя Тереза, с нескладным телом и нежной душой! Моя спиритическая предсказательница из венецианского стекла! Такая хрупкая… Влюблена! И это в нашей семье, где, если вспомнить историю рода Малоссенов, любовь всегда влекла за собой непоправимые последствия. И нашей маме, и Кларе, и Лауне уж кое-что известно на этот счет. Сколько разрывов, сколько неудач, сколько ужасных смертей и сколько сирот в итоге? Любовь усеяла нашу семью трупами, по этим мертвецам носилась детвора, которой прибывало с каждым годом, и вот – опять двадцать пять – вся женская половина племени с чистой душой готова начать все с нуля, их просто в восторг приводят неожиданно порозовевшие впалые щечки Терезы. Они сразу увидели в этом признак влюбленности, в то время как я лелеял надежду, что она подхватила невинный туберкулез.

Само собой, каждый волен строить свои догадки, но я возложил все надежды на палочку Коха. Эта розоватость у обычно бледненькой Терезы, эти странные сентиментальные нотки, проскальзывающие в ее такой сухой речи, эта жаркая аура у девушки, которую все привыкли считать холодной, эта лихорадочная мечтательность во взгляде, эти сияющие глаза – все это могло иметь лишь одно объяснение: чахотка. С Терезы станется: она и туберкулез может подхватить через романтическое увлечение. Но ничего, полгода попринимает антибиотики, и все пройдет.

Я долго тешил себя иллюзиями, но в конце концов как-то вечером решил выяснить правду, какой бы горькой она ни оказалась. Выждав полчаса после того, как в доме погасили свет, я вошел в детскую и склонился над кроватью Терезы:

– Тереза, дорогая, ты спишь?

Ее большие глаза блестели в ночной темноте.

– Тереза, что с тобой? И она мне сказала:

– Я люблю.

Я попытался перевести разговор в другое русло:

– Что ты любишь?

Но она подтвердила мои опасения:

– Я люблю мужчину.

После небольшой паузы добавила:

– Я хотела бы вас с ним познакомить.

И, поскольку я по-прежнему хранил молчание, продолжила:

– Тебе решать, когда это произойдет, Бенжамен.

Они все уже третий день этим занимались. Старались сломить мою волю. С каждым днем атаки учащались. Обороняясь, я вел окопную войну, в которой – это было ясно с самого начала – мне была уготована роль побежденного. Окончательный удар нанес мне наш пес Джулиус Превосходный.

– Ну а ты что на это скажешь?

Он поднял на меня глаза, в которых я прочитал себе приговор.

– Ладно, пригласим его завтра на ужин.

Пес Джулиус тоже любил сказки.

2



Он оказался не сказочником. Он служил советником в Счетной палате. Малыш был еще в том возрасте, когда свои надежды человек возлагает на омонимию: он слышал то, что хотел услышать [1] . Так или иначе, этот тип служил советником в Счетной палате, носил костюм-тройку и не имел ни малейшего желания что-либо рассказывать. Тереза начала нас знакомить:

– Мари-Кольбер де Роберваль, – произнесла она. – Советник Счетной палаты. Инспектор финансового контроля первого класса, – уточнила она слащавым голоском.

Пес Джулиус тут же сунул свою носяру Мари-Кольберу в задницу и повернулся ко мне: в его глазах я прочел настоящее собачье потрясение – поклонник-счетовод ничем не пах.

– Очень приятно, – выдавил из себя я.

– Его брат повесился, – объявила Тереза.

Уж не знаю, что было тому причиной – новость сама по себе или ее неожиданное объявление, или спокойный тон, которым Тереза ее сообщила, – но в любом случае реакция нашей семейки была далека от искреннего сочувствия.

– Боже мой! – пробормотал Тео.

– Без шуток? – поинтересовался Жереми.

– А на чем? – полюбопытствовал Малыш.

– Сожалею, – тихо произнесла Лауна таким тоном, что было непонятно, оплакивает ли она покойного, утешает его выжившего братца или извиняется перед гостем за хозяев.