Гобелен   ::   Плейн Белва

Подумать только, через что она прошла всего несколько часов назад! Ее белая кожа с веснушками слегка порозовела; длинные светлые волосы были зачесаны назад, и сестра завязала их белой лентой.

– Ты до смерти напугала меня.

– Бедный Поль! Прости, обещаю, что больше так не буду. Что ты скажешь своим и моим родителям?

– Правду, но не вдаваясь в подробности. Я позвоню им во Флориду утром.

– Тебе надо пойти домой. Ты, должно быть, измучился. Ты ел что-нибудь?

– Я не голоден.

– Но ты должен поесть! Сколько сейчас времени?

– Не знаю. – Он посмотрел на часы. – Почти десять.

– Я знаю, что ты не будешь будить прислугу, хотя следовало бы. В холодильнике целый жареный цыпленок и пудинг. Я просила приготовить сегодня утром лимонный пудинг. Съешь, пожалуйста, что-нибудь перед сном. Я уверена, что ты совсем не будешь следить за собой, пока я здесь. Ты никогда не делаешь это.

Он засмеялся и поцеловал ее снова в лоб:

– И как я только на войне без тебя обходился? – Он встал. – Доктор разрешил только несколько минут. Тебе надо отдохнуть. Я вернусь утром.

У двери он вспомнил:

– Что-нибудь принести тебе?

– Только себя.

Он вышел на цыпочках. На середине коридора его опять поразила мысль, что где-то в здании лежит его мертвое дитя. Он может спросить. Он имеет право увидеть его. Он хочет. Но в следующий миг он уже не хотел этого.

В груди у него резко сжало. В горле что-то билось, ударило и застучало в голове. И он понял, что это – груз памяти, который он хотел забыть. В течение нескольких часов днем и здесь, рядом с Мими, он отпустил его, но сейчас вернулся, заполняя все и не давая дышать. Полю пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть.

Через несколько минут он снова дышал нормально. Но ему необходимо поговорить с кем-нибудь! Ему нужно!

При виде этого молодого человека в прекрасном темном костюме никто не мог бы догадаться, какие муки он переживает.

«Я позвоню Хенни, – решил Поль. – Кому же еще, как не Хенни?»

Хенни Рот не было дома. Узнав от слуг в доме Вернеров, что Мими в клинике, она поддерживала связь с ними весь день. Хенни была теткой Поля, но, что более важно, в каком-то особенном и редком качестве она была его самым доверенным другом еще с тех времен, когда, сидя у нее на коленях, он слушал, как она читала ему сказки братьев Гримм. Сейчас она сидела в гостиной Поля вместе со своей невесткой Ли, ожидая его возвращения.

Ей было за сорок, но она выглядела моложе, не потому, что была красавицей – она была ширококостной, высокой и слишком просто одетой, – но благодаря своей энергии и живости, которые придавали своеобразное очарование ее продолговатому лицу под немодной короной каштановых волос.

У Хенни было то, что родные называли «духовной красотой». Она была борцом за социальную справедливость так же, как ее муж Дэн, преподаватель и ученый, идеалист, отказавшийся от большой суммы денег за одно из своих изобретений в области электроники только лишь потому, что его приобрело министерство обороны. Они оба выступали и маршировали на многих митингах. Хенни выступала за освобождение женщин и в защиту рабочих швейной промышленности; ее даже арестовали один раз во время пикетирования фабрики женских блузок. Они боролись за мир всю свою жизнь и теперь, когда война кончилась, все еще обращались в Лигу Наций, Национальный совет по предотвращению войны – к каждому, кто стал бы слушать их.

Короче, они были семейными диссидентами.

И у них было свое горе. Их сын, их единственное дитя, вернулся с войны без ног, а потом они потеряли и его. Он оставил ребенка, Генри, маленького Хенка, которому сейчас было четыре года, и вдову Ли. Осиротевшая в восемь лет, дитя трущоб, Ли была взята на воспитание Хенни и Дэном. От них она научилась всему, что они могли дать ей, стала женой их сына, а сейчас ушла в совершенно чужой им мир.