Подпись Пикпюс   ::   Сименон Жорж

Тем временем Люкас обшаривает квартиру. Мегрэ знает, что ищет бригадир.

– Ну?

– Ничего, шеф. Ключа от кухни нет ни с той, ни с этой стороны. Я послал одного из инспекторов на улицу – вдруг ключ выбросили в окно.

Обращаясь к Ле Клоагену, Мегрэ резюмирует:

– Итак, вы утверждаете, что явились сюда незадолго до пяти, чтобы повидаться с гадалкой. Без нескольких минут пять кто-то постучал в дверь особым образом, и мадмуазель Жанна втолкнула вас в кухню. Так? Вы смотрели на улицу, потом услышали голоса, но остались на месте. Даже не посмотрели в замочную скважину.

– Нет, не посмотрел. Я думал, у нее посетители.

– Вы и раньше бывали здесь?

– Каждую неделю.

– С давних пор?

– С очень давних.

Маразматик? Или нет? Квартал бурлит. Когда подъезжают машины прокуратуры, на улице толпится уже человек двести. Повсюду солнце, яркие краски, на террасах так приятно потягивать холодное пиво. Из-за новоприбывших Мегрэ приходится опять влезть в пиджак.

– Ба! Комиссар! – восклицает товарищ прокурора. – Значит, дело обещает быть интересным?

– Если не считать того, что я покамест имею дело с двумя психами, – ворчит Мегрэ себе под нос.

Этот идиот Маскувен не сводит с него глаз. Старик жует табак и шмыгает носом.

Подъезжают еще машины. Теперь это пресса.

– Вот что, Люкас, забирай-ка двух этих чудиков. Я буду на набережной через полчаса.

И тут Маскувен отмачивает нечто совсем уж сногсшибательное. Подняв голову и поискав шляпу по гостиной, где теперь царит полный хаос, служащий Пру и Друэна с серьезным видом, который он сохраняет при любых обстоятельствах, выпаливает:

– Вот видите, господин комиссар, Пикпюс убил-таки гадалку.



2. Человек в поту

Любопытно! Машинально уставившись на руку, обыкновенную руку, лежавшую на прикрытом лоснящейся штаниной колене, Мегрэ внезапно почувствовал весь трагизм происходящего и перестал считать своего спутника просто второстепенным персонажем с некоторыми странностями.

На улице Коленкура был форменный базар, по выражению Мегрэ, ненавидевшего подобные наезды прокуратуры. В царившей вокруг толчее Октав Ле Клоаген показался комиссару бесцветным субъектом с отупелым взглядом – разве что Мегрэ удивила пустота, читавшаяся иногда в светлых глазах старика, словно его душа на мгновение улетала куда-то. Каждый вопрос ему задавали дважды, трижды – лишь потом слова доходили до него, и он хмурился, пытаясь уразуметь, о чем его спрашивают.

Позднее, на набережной Орфевр, в кабинете, который закатное солнце превращало в парильное отделение бани, Мегрэ, исходя потом и непрерывно утираясь, провел обстоятельный допрос, но почти безрезультатно. Ле Клоаген не проявлял признаков растерянности. Напротив, казалось даже, что он старается идти навстречу комиссару. И хотя тот без конца промокал лицо и шею платком, кожа у старика, так и не снявшего пальто, оставалась совершенно сухой. Это Мегрэ заметил. Сомнений тут быть не могло.

Теперь они ехали вдвоем в такси с открытым верхом. Было восемь часов вечера, и по улицам Парижа разливалась приятная прохлада. Ле Клоаген не шевелился, и Мегрэ бессознательно следил за его рукой, лежавшей на колене, – рукой на удивление длинной, с ревматическими суставами и такой пергаментной кожей, что кое-где она едва не лопалась, словно пересохшая кора на дереве. На указательном пальце не хватало первой фаланги.

«О чем говорит такая рука? – думалось Мегрэ. – Сколько разного может сделать рука человека за всю жизнь и какой она становится в шестьдесят восемь лет?»

Вдруг об эту натянутую кожу стукнулась упавшая капля. Машина в этот момент шла по авеню Ваграм, окаймленной двумя рядами кафе и кино и заполненной радостным шумом толпы. Мегрэ поднял глаза.