Нефритовый слоненок   ::   Востокова Галина Сергеевна

Во-первых, он улыбался и хобот его был приветливо поднят, а глаза смотрели немного хитро; во-вторых, он был не холодный и тяжелый, а теплый, и не безразлично белый, а полупрозрачный. Под внешней его гладкостью ощущалась глубина и смешение серо-белых полутонов.

– Ох, какая прелесть!

– Это нефрит.

– А я думала, нефрит бывает только зеленоватым.

– Нет, и белым, но немного реже. Нефрит – удивительный камень. Старики говорят, что тот, кто его носит, становится мудрее, благороднее, сильнее и, кажется, даже красивее, хотя последнее вам ни к чему.

Катя чуть покраснела, поторопилась прервать паузу:

– Спасибо, принц. – И сама себя мысленно отругала: получилось, что поблагодарила за комплимент.

– Белый слон – наше священное животное. Вы видели флаг Сиама?

– Нет, не приходилось.

– А в моей комнате дома такой флаг висел с рождения. Алое полотнище, и в середине вот такой же белый слон.

– У вас они совсем белые? Я только раз видела слона в зоопарке, и он был темно-серый.

– Нет, это только символ. Если у слона есть даже просто белое пятно, то он уже считается священным, а из-за обладания настоящим белым слоном несколько веков тому назад разразилась война между Сиамом и Бирмой. Погибла не одна сотня людей.

– Стоит ли животное войны?

– Наверное, нет, но это вопрос философии, религии и политики. Люди умирали за то, чтобы священное животное принесло благоденствие их стране. А за что умирают ваши солдаты сейчас? Вы не задумывались, Катрин, кому нужна эта война?

– Ну как же… Мы защищаем отечество…

– Все очень неоднозначно, Катюша, и не укладывается в формулу: «Мы – значит хорошие, а они – плохие». Я думаю, у вас будет возможность убедиться в этом.

Ирина Петровна с кудрявой дамой сели в кресла опять, и потекла благодушная беседа про спектакли в императорских театрах. Катя, услышав слово «Мариинский», вспомнила не киевский театр с таким же названием, а Мариинский парк в Липках около дворца, нависающий над Днепром, аллеи, обсаженные лиловой и белой сиренью, которая была так высока, что язык не поворачивался назвать ее кустами, гроздья цветов, покачивающихся от множества пчел, фонтаны среди свежих лужаек. Задумавшись, она только вскользь отметила фамилию – Кшесинская. Это балерина?

– Ах, она зазналась окончательно под покровительством Николая. Но сплетни вовсе не идут ему на пользу. Чего уж достойного – императору вмешиваться в мелочные подробности репертуара ради удовлетворения капризов пусть и примы, но всего лишь балерины. – Ирина Петровна почему-то сурово посмотрела на Чакрабона.

– Я не видел Матильду Феликсовну вечность.

– И прекрасно! Вот уж незавидное знакомство. Хотя, будем справедливы, танцует она превосходно. Принц, не мешало бы вам свозить нас в театр. Я давно собираюсь посмотреть «Эсмеральду».

– Хорошо. Обязательно. А сейчас позвольте откланяться. Я и так вас, наверное, утомил. Катрин, разрешите заезжать за вами иногда на курсы?

– Да, принц, конечно.

Она протянула ему руку, прощаясь. Чакрабон слегка прикоснулся губами к Катиным пальцам и шагнул к хозяйке. Та рассмеялась:

– Целовать наши морщинистые лапки после гладеньких и молодых – какое удовольствие? – Но все же подала ему изящно расслабленную ручку с кокетливо отставленным мизинцем.

– Зачем же так, Ирина Петровна? И с удовольствием, и с уважением. До свидания, – галантно прищелкнул он шпорами.

По календарю давно полагалось быть лету. Но если днем было сравнительно тепло и радовала глаз юная зелень Летнего сада, то вечером, возвращаясь с курсов, девушки еще кутались в пальто, защищаясь от желтого промозглого тумана, который тянулся с невидимой Невы.

– Ты заметила, уже пять человек перестали ходить на занятия, – плотнее завязывая шарфик, сказала Зоя.

– Да. Нелидова тоже… после экскурсии в морг.