Огненные птицы   ::   Бирн Биверли

Лили и Энди зашли к нему в его магазинчик в конце Бродвея, наверное, в последний раз отважившись на исследование копии Констебля, висевшей когда-то над камином дома, где она с Ирэн жила в Филдинге. Они решили еще раз удостовериться в том, что ничего загадочного он не представляет и не предпринимать ничего больше. Теперь эта картина висела в квартире Энди и Лили на Западной Шестнадцатой улице. Было принято решение слегка попортить ее.

– Вы сумеете смыть краску с холста? – поинтересовался Энди.

Его собеседник рассмеялся.

– Разумеется, это не составит большого труда. Даже любитель в состоянии сделать это. Нужно лишь распределить по поверхности краски подходящий растворитель и дать ей отойти от холста. Я не сомневаюсь, что вам известно, что это лишь не очень удачная копия. Может быть, вы скажете мне, почему вы так хотите этого?

– Понимаете, нам вдруг пришло в голову, что под краской находится что-то очень для нас важное, – объяснила Лили.

Уже почти три года она билась над разгадкой смысла одного из отсылов в дневнике Джозефа Мендозы. Он утверждал, что отправил письмо Софьи со своим братом Роджером в Америку. Все, что было связано с таинственным исчезновением Роджера было давно выяснено, а вот об этом письме они по-прежнему так ничего и не могли узнать. Теперь же появилась крохотная надежда, что и эта тайна найдет свое объяснение.

Реставратор кивнул.

– Вы полагаете, под этим слоем краски может быть нарисована еще одна картина?

– Нет, – ответил Энди. – Скорее там может находиться письмо или какой-то аналогичный документ.

– Когда предположительно написан этот документ?

– Между 1810 и 1820 годами.

Реставратор позволил себе еще одно осторожное уточнение.

– А у вас есть какие-нибудь соображения относительно того, где было написано это письмо?

– В Кордове, это в Испании. А это очень важно?

– Дело в том, что, если вы желаете получить свое письмо целым и невредимым, в этом случае, это, несомненно, важно. И даже очень важно. Тогда у меня могут возникнуть кое-какие мысли, относительно состава чернил, которые употребили для его написания и, если мне удастся установить их тип, то тогда мы выиграем, в противном случае – проиграем. Только и всего. – Он посмотрел сначала на Энди, потом на Лили. – Надеюсь, вы понимаете, что я не могу дать вам никаких гарантий? Кроме того, когда я закончу работу, ведь и картины больше не будет.

Энди вопросительно посмотрел на Лили. Она кивнула.

– Да, мы это понимаем.

Реставратор с трудом поднял тяжелую картину и поднес ее к свету.

– Весит она, наверное, с целую тонну. Но рама и все остальное выглядят так, как выглядят подобные вещи, чье происхождение относится к девятнадцатому веку. Может быть, и действительно тот художник, который скопировал этот пейзаж, желал замалевать им что-то более важное.

– Именно это мы и предположили, – подтвердил Энди.

– Хорошо, значит, вы зайдете ко мне через несколько часов. Может быть, тогда я смогу ответить на ваши вопросы.

Часов около трех пополудни они вернулись в лавочку. Реставратор встретил их широкой улыбкой.

– Вот ваше письмо. Оно действительно было прилеплено к холсту. Художник покрыл его слоем гипса, очень тонким слоем особого гипса, затем наложил еще один холст и быстренько набросал на нем этот пейзаж. Именно поэтому эта штука такая тяжелая. Извлечь это письмо не составило особого труда.

– Роджер был человеком очень осторожным, – задумчиво произнесла Лили.

– Мне понятно, почему он так поступил, – сказал Энди. – Я спорить могу, что он намалевал эту картину, вернее просто дешевку и подписал ее именем Констебля не случайно. Он желал, чтобы она привлекала внимание. Чтобы она вызывала вопросы. Он рассчитывал, что Роджер сможет догадаться, что картина эта с секретом.

– Только не рассчитывал, что жители Филдинга окажутся такими невеждами, – добавила Лили. – И Кенты нисколько не лучше их.