От ненависти до любви   ::   Картленд Барбара

Когда ее принесли в Танжер, она была без сознания, а придя в себя, гнала прочь воспоминания о том дне, потому что слишком сильна была боль, которую они причиняли. Только потом, когда ее рана начала понемногу заживать, Атейла по-настоящему пережила смерть отца. Ей казалось, что она осталась одна в этом огромном мире, где не от кого ждать помощи, и она жалела, что бандиты не убили ее вместе с отцом.

Но молодость взяла свое. Атейла начала учиться принимать вещи такими, какие они есть. Временами ей казалось, что она слышит, как смеется над ней отец:

— Не бойся, трусишка, что-нибудь обязательно подвернется!

Похоже, именно так и получилось.

Атейла шла по многолюдным улицам за отцом Игнатием, не обращая внимания ни на женщин в бурнусах и яшмаках, которые, наклонив голову, скользили мимо, ни на мужчин в фесках.

Вскоре они подошли к подножию невысокого холма, на склоне которого, за высокой каменной стеной, стояла большая белая вилла. К ней и направился отец Игнатий. Еще несколько шагов — и глазам девушки открылся морской пейзаж необыкновенной красоты. Земля под ногами из песчаной незаметно стала каменистой, а между камнями с трудом пробивались чахлые травинки. Их пощипывали козы, которые бродили меж деревьев с крупными темно-зелеными блестящими листьями.

Волнение охватило девушку. Ей хотелось разделить с кем-нибудь тот восторг, который переполнял ее сердце, но священник молча шел впереди, погруженный то ли в свои мысли, то ли в молитвы. Только четки тихонько постукивали при каждом его шаге.

Они подошли к стене. В центре ее находились большие массивные ворота. Как только Атейла и отец Игнатий приблизились, слуга в белоснежном костюме впустил их.

Пока отец Игнатий разговаривал с ним по-испански, Атейла как зачарованная рассматривала фонтаны, подстриженные газоны, клумбы с яркими цветами. Стройные кипарисы тянулись ввысь, придавая всему этому великолепию истинно восточный оттенок и гармонируя с архитектурой виллы.

Все так же молча отец Игнатий прошел через сад к парадному входу, где молодой, также одетый в белое лакей распахнул перед ними дверь и проводил в большую прохладную комнату, из которой открывался волшебный вид на залив.

В комнате стояли большие мягкие диваны и кресла. Они казались необыкновенно удобными. Атейла подумала, что если сесть на них, то и вставать не захочется. Комнату украшали комнатные растения в горшках и картины на стенах, как показалось Атейле, очень дорогие. Изысканная французская мебель дополняла обстановку.

Они довольно долго прождали в этой комнате, присев на уголок дивана, пока наконец вошла служанка и что-то сказала отцу Игнатию по-испански.

Священник нахмурился и повернулся к Атейле:

— Служанка говорит, что ее госпожа очень плохо себя чувствует и хотела бы поговорить с тобой наедине. Иди, дитя мое.

Пока они поднимались по великолепной лестнице, Атейла впервые подумала: а вдруг она не понравится этой леди? Вдруг та не захочет отпускать свою дочь с такой замарашкой?

Всю одежду Атейлы украли разбойники. Сейчас на ней было платье из тех, что присылали в миссию благотворительные общества провинциальных английских городков, вроде Челтема и Бата. Все это были простые хлопчатобумажные вещи грязно-серого цвета. Здесь, в Африке, под ярким солнечным светом, их надели бы разве что сироты да уличные попрошайки.

Платье на девушке сидело мешковато и нескладно, как ни старалась Атейла украсить его, смастерив пояс и воротничок из носовых платков.

И уж конечно, миссис Мансер в голову не приходило одолжить девушке что-нибудь из своего гардероба.

Служанка открыла перед Атейлой дверь.

Широкое окно спальни выходило в сад, за ним виднелось море.