От ненависти до любви   ::   Картленд Барбара

Шелковые занавеси защищали от жаркого солнца, а в центре комнаты стояло огромное ложе с пологом из легкого прозрачно-то тюля, ниспадавшего с потолка из рук золотых ангелов.

На кровати на шелковых подушках полулежала необыкновенно красивая женщина. Атейлу особенно поразила ее бледность. В Африке девушка успела привыкнуть к темнокожим арабским женщинам.

Длинные золотистые волосы обрамляли тонкое лицо с классическими чертами. Женщина была необычайно худа. Несмотря на ее красоту, было очевидно, что она тяжело больна. Она лежала, закрыв глаза, и темные ресницы казались еще темнее на фоне бледных щек. Служанка тихонько позвала ее, и женщина открыла огромные аквамариновые глаза.

— Молодая леди пришла к вам, сеньора, — с легким акцентом сказала служанка.

— Да-да, конечно, — слабым голосом отозвалась женщина.

Служанка отошла, дав знак Атейле подойти поближе, потом, поклонившись, вышла из комнаты.

Прошло несколько минут, которые показались Атейле вечностью. Наконец, видимо, собравшись с силами, красавица спросила:

— Вы пришли с отцом Игнатием?

— Да, мадам.

— Вы англичанка?

— Да, мадам.

— Священник сказал, что ваш отец был известным писателем.

— Это верно, мадам.

— И он сказал, что его убили.

— Да, мадам.

Женщина помолчала, будто пытаясь вспомнить, что еще ей рассказывали про девушку.

— Значит, если я правильно поняла, вы хотите вернуться в Англию.

— Да, мадам.

— Тогда вы возьмете с собой мою дочь? Я хочу, чтобы она вернулась к своему отцу.

— К своему… отцу?

Атейла почувствовала, что, против ее воли, вопрос прозвучал удивленно.

— Да, к ее отцу. Лучше, чтобы Фелисити жила с ним. Мой граф не хочет, чтобы она оставалась здесь.

Тон женщины был красноречивее всяких слов.

— Сколько лет вашей дочери?

— Восемь. Из них три года она провела здесь, со мной, но теперь настало время ей возвращаться домой, в Англию.

— Куда я должна буду отвезти ее?

— В Рот-Касл. Ее отец — граф Ротуэльский, она должна быть с ним там, где родилась.

Чувствовалось, что бедная старается, чтобы ее голос звучал твердо, но она не справилась с волнением и печально сказала:

— Я буду скучать по ней! Ужасно скучать! Но вы видите, как я больна, а если я умру, граф вряд ли позволит ей вернуться.

Не зная что сказать, Атейла молчала. Больная заговорила снова:

— Вы должны постараться убедить Фелисити, что, раз она англичанка, она должна жить в Англии. Ей будет трудно привыкать к жизни, о которой она уже почти забыла. Пообещайте мне, что поддержите ее!

— Обещаю, — тихо ответила Атейла, — я сделаю все, что в моих силах.

— Да, ей будет очень трудно, но что же делать? Я знаю, рано или поздно ее простят и примут в семью. А вот я проклята навеки!

В голосе ее звучала несказанная горечь, и Атейла поняла, что женщина говорит отнюдь не о Божьем проклятии, а о том английском обществе, которое отвергло ее.

Передохнув, графиня продолжала:

— Вы должны забрать ее прежде, чем вернется граф. Он попытается помешать отъезду, а это только все усложнит.

Атейла застыла в изумлении, но решила, что сейчас не время задавать вопросы, и приготовилась выслушать дальнейшие указания.

Больная вновь откинулась на подушки, собираясь с силами. Затем слабым голосом она продолжила:

— Я дам вам денег. Дорога до Англии стоит недешево. Кроме того, вы будете получать жалованье.

Атейла открыла было рот, собираясь уверить даму, что ей ничего не нужно, кроме денег на дорогу, но потом, взглянув на ту красоту и великолепие, которое окружали владелицу виллы, решила, что имеет право не отказываться от того, что ей предлагают.

— Благодарю вас, мадам, — вслух сказала она. — Отец Игнатий, наверное, рассказывал вам, что разбойники, которые убили моего отца в пустыне, забрали все наше имущество.