Пора свиданий   ::   Бенцони Жюльетта

Голос Катрин дрожал, и Сара, отгоняя от себя собственные невеселые мысли, поспешила прийти на помощь молодой женщине:

— Ты думаешь, что мне не тяжело уезжать? Но ведь мы едем ради него, и коли это во благо, ничто не заставит меня отказаться от этой поездки.

И чтобы подтвердить серьезность своих намерений, Сара принялась бодро укладывать детские рубашечки в дорожный сундук.

Катрин улыбнулась. Ее Сара никогда не изменится! Она умела задушить свое горе и предпочитала отдать себя на растерзание, нежели признаться в нем. Обычно она выливала свое недовольство в ярость и переносила его на неодушевленные предметы. С тех пор, как она узнала, что ей придется жить вдали от ее любимчика, Сара разбила две миски, блюдо, кувшин для воды, табуретку и деревянную статуэтку Святого Жерома. После этих подвигов она помчалась в часовню молиться Богу и просить прощения за свое невольное богохульство.

Продолжая яростно укладывать вещи, Сара бормотала:

«Вообще-то хорошо, что Фортюна отказывается ехать с нами. Он будет хорошим защитником Мишелю, и потом. „ Она вдруг прикусила язык, как умела делать каждый раз, когда ее мысль была связана с Арно де Монсальви. Маленький оруженосец из Гаскони страдал не меньше, чем Катрин. Он был горячо предан своему хозяину, как это свойственно. некоторым мужчинам. Он обожал Арно де Монсальви за смелость, бескомпромиссность в вопросах чести, воинский талант и за то, что военачальники Карла VII называли «ужасный характер де Монсальви“ любопытное сочетание вспыльчивости, твердости характера и нерушимой преданности. То, что ужасная болезнь осмелилась напасть на его божество, вначале потрясло Фортюна, потом вызвало гнев, но затем перешло в отчаяние, из которого он не сумел выбраться. В день, когда Арно навсегда покидал свою семью, Фортюна заперся в одной из самых больших башен, отказавшись присутствовать при этих душераздирающих проводах.

Хью Кеннеди нашел его лежащим на голой земле, заткнувшим уши, чтобы не слышать ударов колокола. Он рыдал, как ребенок. Потом Фортюна ходил по крепости словно несчастный призрак и возвращался к жизни раз в неделю, по пятницам, когда отправлялся в лепрозорий Кальве, чтобы отнести корзину с продуктами в богоугодное заведение. Фортюна упорно отказывался брать кого-нибудь с собой. Он жаждал одиночества. Даже Готье, пользовавшийся его благосклонностью, не мог добиться согласия сопровождать его. И ни разу оруженосец не дал себя уговорить сесть на лошадь, чтобы ехать в Кальве. Он шел туда пешком, как паломник к месту поклонения. Три четверти лье, которые отделяли Карлат от лепрозория, он шел, согнувшись под тяжестью корзины, на обратном пути на его плечах лежал не менее тяжелый груз обострившейся печали.

Катрин хотела заставить его ездить верхом, но он отказывался:

— Нет, мадам Катрин, не возьму даже осла! Он больше не может взбираться на лошадь, которую так любил, и я, его оруженосец, не поеду верхом к моему выбитому из седла хозяину!

Достоинство и любовь, которые сквозили в его словах, потрясли Катрин. Она больше не настаивала. Со слезами на глазах она обняла и поцеловала маленького оруженосца в обе щеки.

— Ты храбрее меня, — сказала она, — я не могу идти туда. Мне кажется, я умру перед этой дверью, которая никогда не откроется для него. Я довольствуюсь тем, что издалека смотрю на дым, поднимающийся из трубы камина… Я всего-навсего женщина! — добавила она растроганно.

Но в этот вечер, когда она вызвала Фортюна, чтобы сделать последние распоряжения перед завтрашним отъездом в Монсальви, она не удержалась и сказала:

— От Монсальви до Кальве более пяти лье. Фортюна! Я хочу, чтобы ты взял лошадь или мула.