Пора свиданий   ::   Бенцони Жюльетта

Черная Сара и в свои сорок пять лет сохранила в неприкосновенности молодой задор и любовь к жизни. Седина едва коснулась ее кос. Смуглая, гладкая и упругая кожа еще не поддавалась морщинам. Цыганка лишь слегка располнела, что не пошло ей на пользу и сделало неспособной к дальним переездам верхом.

Как и Готье, она тревожилась о своей воспитаннице, готовой заживо похоронить себя в Оверни, где она отсиживалась из-за тоненькой нити, связывающей ее душу с затворником Кальве. Появление брата Этьена стало знаком Божьим. Призыв королевы вырвет молодую женщину из горестных оков, заставит хоть немного окунуться в мир, который она отвергала. Сара в глубине своей любящей души жаждала пробудить в Катрин интерес к жизни, но она была далека от того, чтобы желать ей увлечься другим мужчиной: Катрин могла любить лишь одного! И все-таки жизнь сама находит решения… Часто в тишине ночи цыганка гадала на воде и огне, пытаясь выведать у них секрет будущего, но огонь гас, а вода оставалась водою, и никаких видений не появлялось.

Книга Судьбы закрылась для нее после ухода Арно. Ее беспокоила только мысль, как она оставит Мишеля, к которому привязалась, которого любила и страшно баловала. Но Сара не могла позволить Катрин одной отправиться в путь. Королевский двор — место опасное, и цыганка считала себя обязанной заботиться о Катрин. И такая забота была нужна раненой и ослабевшей душе молодой женщины. Сара хорошо знала, что Мишель ни в чем не будет нуждаться и рядом с горячо любящей его бабушкой будет в полной безопасности. Старая дама обожала внука, находя в нем все большее сходство со своим старшим сыном.

Скоро мальчику будет год. Рослый и сильный для своего возраста, он казался Саре самым замечательным из всех детей на свете. Его толстощекое, розовое личико украшали большие светло-голубые глаза, плотные завитки волос блестели, как золотые стружки. Малыш с серьезным видом рассматривал незнакомые предметы, но умел заразительно смеяться. Уже сейчас, когда начали прорезаться зубы, мальчик проявлял известное мужество.

Когда ему было очень больно, огромные слезы катились по его щекам, но он не издавал ни звука. Солдаты гарнизона и крестьяне обожали Мишеля; он царствовал в этом маленьком мирке, как тиран, а его любимыми рабами были мама, бабушка, Сара и старая Донасьена, крестьянка из Монсальви, служившая у графини горничной. Белокурый нормандец производил на него особое впечатление, и ребенок немного побаивался его. Иначе говоря, он не капризничал при нем, оставляя капризы для всех четырех женщин. С Готье они ладили, как мужчина с мужчиной, и Мишель широко улыбался при виде своего приятеля-великана.

Оставляя ребенка, Катрин шла на большую жертву, ведь она перенесла на него всю свою любовь, которую больше не могла отдавать отцу, и окружила его трепетной нежностью. Рядом с Мишелем Катрин вела себя, как скупой, сидящий на мешке с золотом. Он был единственным и замечательным подарком от отца, этот ребенок, у которого не будет ни братьев, ни сестер. Он был последним в роду Монсальви. Любой ценой надо было создать для него будущее, достойное его, предков, прежде всего достойное его отца. Вот почему, решительно отогнав слезы, молодая женщина со следующего утра окунулась в подготовку к отъезду Мишеля и его бабушки. Как трудно было Катрин не плакать, аккуратно складывая в кожаный сундук маленькие вещички, большая часть которых вышла из-под ее заботливых рук.

— Понимаешь, мое горе эгоистично! — говорила она Саре, которая с серьезным видом помогала ей укладывать вещи. — Я знаю, что о нем будут заботиться не хуже меня, что в аббатстве с ним ничего не случится, там он будет в безопасности во время нашего отсутствия, которое, надеюсь, будет недолгим. И все-таки мне очень грустно.