Прелюдия к очарованию   ::   Мэтер Энн

Но, как она понимала, он ни за что первый не коснется ее после всего, что произошло, поэтому ей следовало проявить инициативу.

Санча медленно подняла руку и тронула ладонью его щеку, потом пальчиками прошлась по шее и коснулась груди. Она ощутила твердую упругую кожу и почувствовала железную волю, державшую в узде эмоции. Наклонив голову, она посмотрела на его руки, сжимавшие край стола, к которому он прислонился, и в этот момент ее волосы упали вперед шелковым водопадом. А когда она вновь подняла глаза, он с мукой в голосе спросил:

– Как долго, по-твоему, я в состоянии это выдержать?

Санча взялась за отвороты его халата.

– Не очень долго, я надеюсь, – пробормотала она, внезапно осевшим голосом, припав губами к его груди.

Застонав, граф крепко обнял ее и прижал к себе.

– Ты с ума сошла? – прошептал граф, погружая лицо в пышную копну ее волос. – Прийти сюда и возбудить во мне еще более сильное, чем прежде, желание. Разве ты не знаешь, какими мучительными были для меня прошедшие недели, когда я не мог видеть тебя, говорить с тобою, касаться тебя…

Его губы слились с губами Санчи, потом жадно исследовали каждый сантиметр ее лица, шеи, заставили все теснее и теснее прижиматься к нему, чувствуя каждый мускул его атлетического тела.

Обхватив руками его за шею, Санча ладонями проскользнула за ворот темно-бордового халата и ласково гладила его кончиками пальцев по спине.

Какое блаженство снова быть в его объятиях, знать, что он по-прежнему с неослабевающей силой желает ее. Она уже бросила размышлять о том, что хорошо, а что плохо, и лишь хотела одного: оставаться с ним так долго, как он ей только позволит.

Наконец граф отодвинул ее от себя и посмотрел в лицо.

– Санча, – пробормотал он глухо, – почему ты пришла ко мне сегодня?

Девушка почувствовала, как горячая волна с шеи поднимается вверх и разливается по щекам.

– Я люблю тебя, – сказала она просто, отбрасывая последние остатки девичьей гордости. – И если ты хочешь меня… – потупилась она.

– Если я хочу тебя! – воскликнул он, не сводя с нее потемневших глаз. – Ты понимаешь, что ты говоришь?

– Да, – кивнула Санча, беспомощно поднимая плечи. – Когда я узнала, что с тобой произошло несчастье и что от меня все скрывали, я поняла, что не смогу жить дальше, делая вид…

– Делая вид? Ты о чем, Санча?

– Делая вид, что мне все равно, что я могу спокойно существовать без тебя…

– О Санча, – в его голосе отчетливо послышались ликующие нотки. – Ты даже не представляешь, что значат для меня твои слова.

Санча взглянула на графа. Она так любила каждую черточку его лица, каждую клеточку его сильного тела, которое теперь принадлежало ей и которое она могла ласкать и нежить.

– Чезаре, – произнесла она мягко его имя. – Ты когда-то сказал, что любишь меня. Ты говорил это серьезно?

Он какое-то время внимательно смотрел на нее, не говоря ни слова, и Санча уже подумала: не допустила ли она ужасную ошибку, задав ему вопрос, на который он не мог правдиво ответить, не задев ее самолюбия. Но вот уголки его губ тронула странная улыбка: одновременно и веселая, и ироническая.

– О, Санча, – сказал он наконец, прижимая девушку к своей груди. – Серьезно ли я говорил? Боже мой, я никогда не был так серьезен во всей своей жизни! И я уж никак не заслужил твоей любви, если иметь в виду, что я пытался проделать с тобой.

– Что ты хочешь этим сказать? – смутилась Санча.

– Санча, мне уже сорок лет, а ты такая молодая, невинная. Вправе ли я отнять у тебя твое девичество?

– Чезаре…

– Подожди, не перебивай. Я должен сперва кое-что сказать. Я люблю тебя, Санча. Люблю с того самого момента, когда ты пришла сюда, сидела здесь передо мной и расспрашивала о моей книге.