Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица   ::   Нестерова Наталья

Кого-то напоминает… Не артиста… Кого-то важного и забытого…

Владимир Ильич Ленин и последний российский царь Николай в одном облике. Точно! У меня привычка отыскивать сходства в лицах. Повторяемость черт внушает иррациональную надежду на познаваемость людей. Стоит изучить типы, и ты легко будешь ими манипулировать. Но повторялись только взрослые человеческие особи, перевалившие за тридцатилетний пик. Дети не дублировались никогда. Дети — это вечное чудо.

Что за мысли лезут в голову в подобных обстоятельствах? Застрять в лифте с незнакомым мужчиной!

Он давил на кнопку, на которой предположительно должно быть написано — «вызов». Безрезультатно. Маленькая, десять на пять сантиметров, решетка над пультом — динамик, микрофон или как его., способ связи с диспетчером, — оставалась мертвой. Мужчина стал давить, чертыхаясь, на все кнопки подряд. С тем же успехом. Мы были наглухо закупорены в допотопном лифте, отрезаны от связи с внешним миром, что стало ясно после нескольких минут упражнений с кнопками.

— Надеюсь, не страдаете клаустрофобией? — спросил обладатель ленинско-царской бородки.

— Нет.

«А у вас эффекта кабины, надеюсь, не наблюдается?» — подумала я.

«Эффектом кабины» в студенчестве мы называли состояние невыносимой потребности бежать в туалет по маленькому, которое накатывало в лифтах. Вполне объяснимо: маленькая кабина вызывала желание, справляемое в туалете, — такой же по размеру комнатке. Все, как у собак Павлова.

— Вы здесь живете? — продолжал расспросы мужчина.

— Нет.

— У вас есть сотовый телефон?

— Нет.

— Дьявол! И мой сдох, забыл вчера зарядить аккумулятор. Что же делать? Идиотская ситуация! Послушайте, перестаньте смотреть на меня, как на насильника! Я не собираюсь вас… домогаться, — не сразу подобрал он слово.

Мне стало неловко за подозрительно-настороженный вид.

— Вы тоже не местный?

Работаю в фирме, которая устанавливает пластиковые окна, стеклопакеты. В квартире на шестом этаже ремонт, я туда направлялся, чтобы сделать замеры. Здесь раньше, наверное, были коммуналки, теперь их расселяют, большие квартиры приобретают богатенькие.

Гриша Панкин с матерью жил как раз в коммуналке, в узкой и длинной, похожей на пенал, комнате. Если их квартиру расселят, то замена школы будет вполне логичной.

— Давайте знакомиться, раз такое дело. Меня зовут Виктор.

— Елена.

— Спасение утопающих, как и спасение замурованных… Ну, что, Елена, будем пытаться выбраться?

— А как?

— Сломав к чертовой бабушке этот лифт. Ну не сидеть же нам в нем до конца света?

Виктор встал на цыпочки (он был невысокого роста) и принялся поднимать планку, которая удерживала вверху створки дверей. Планка не поддавалась, пальцы Виктора соскальзывали, не удавалось крепко захватить деревяшку.

— Подвиньтесь! — я стала рядом и тоже начала отдирать планку. — А мы не рухнем вниз?

— Вряд ли. Да и падать невысоко, по-моему, до второго этажа мы не доползли.

Через несколько минут общими усилиями мы сломали-таки запор планки, распахнули створки дверей. Лифт застрял на подъезде к лестничной площадке. Пол располагался на уровне моего подбородка. Если бы кто-то открыл металлическую дверь лифта на этаже, он бы увидел две головы у себя под ногами. Точно футбольные мячи или арбузы, закатившиеся под столешницу.

— Что дальше? — спросила я.

— Надо звать на помощь.

— Начинайте.

— Э-гэ-гэй! — откашлялся и раскатисто крикнул Виктор. — Люди! Кто-нибудь! Народ! Помогите! Мы застряли!

Он кричал минут пять, устал. Потом я заступила на вахту.

— Ay! — тянула с подвываниями, задрав пособачьи голову. — Ау! Товарищи! Вы слышите меня? На помощь! Придите! Ау!

Никто не откликнулся и не пришел нас спасать. Народ точно вымер.