Последний бизнес   ::   Адамов Аркадий Григорьевич

- Пять против одного - это много.

Но тут опять вмешался Андрюша, и снова разгорелся спор.

Вскоре начали прощаться.

Спускаясь по лестнице, Таран мечтательно произнес, кивнув на шедшего впереди Гельтищева:

– А мировой свитер на этом парне.

– Могу достать, - охотно отозвался Жора.

– Монета будет, так и сами достанем, - отрезал Таран.

В вестибюле Илья Куклев не спеша говорил Борису:

– ...А резец надо затачивать под другой угол. Потому скорость на таких оборотах пульсирует. Опасный момент создается.

– Ну что, заждались? - спросил, подходя к ним, Таран.

– Вы бы еще два часа там сидели, - проворчал Куклев, вставая.

Гельтищев и Жора ушли вперед.

У гардероба Андрюша задержал Марину.

– Ты спешишь?

– Пока нет.

– Почему пока?

– Потому, что уже семь, а в восемь мне надо идти в гости.

– Каждый раз ты куда-нибудь спешишь, - с обидой сказал Андрюша.

Марина мягко взяла его под руку.

– Неправда. Ведь ты сам знаешь, что неправда.

Ее большие темные глаза смотрели на Андрюшу с ласковым упреком, и он честно признался:

– Мне почему-то всегда тебя не хватает.

Марина не ответила.

Они направились к выходу, издали помахав на прощание ребятам.

– Хороша девчонка, - мечтательно произнес, глядя им вслед, Таран и, вздохнув, добавил: - Но есть, конечно, и лучше.

– Он тоже парень свой, - заметил Николай.

Выйдя из больницы, они еще долго гуляли по улицам. Тьма сгустилась. Сквозь плотные кроны деревьев еле пробивался золотыми нитями свет уличных фонарей. Широкие плитчатые тротуары тонули во мраке. А рядом, за черными стволами акаций, проносились освещенные троллейбусы.

Ребята, все четверо, молча, плечо к плечу, шли по тротуару. Лишь огоньки папирос, на секунду разгораясь, освещали их лица.

– Жалко того парня, - сказал Николай. - Чуть двинется, и уже больно.

– И еще грозят, - зло прибавил Таран: - "Только заведите свою шарманку, и не такой бенц устроим".

Внезапно ребята остановились и переглянулись.

Потом никто из них не мог вспомнить, у кого именно вдруг возник необычный и дерзкий план. Но все мгновенно оживились, заговорили, перебивая друг друга, плотной группой стоя в темноте на пустынном тротуаре.

Николай, сдерживая возбуждение, как можно спокойнее предупредил:

– А в штабе объясним. Хотим, мол, жизнь в этом красном уголке наладить. Вечер организовать. Для начала под нашей охраной. Поняли?

– Вот это да! - самозабвенно воскликнул Таран. - Ну, держись, хлопцы!

Илья Куклев довольно кивнул круглой головой.

– Дело будет. Давно я до них добираюсь, душа с них винтом.

Борю Нискина лихорадило, как накануне ответственнейшей турнирной партии.

– Главное - план, - горячо объяснял он. - Это половина успеха, имейте в виду!

Таран вдруг хлопнул себя ладонью по лбу.

– Братцы, надо девушек пригласить, А то как же?

– Сами придут, - ответил Николай.

– Нет, своих. А то и чужие побоятся, - настаивал Таран.

Его поддержал Борис.

– Ладно, - неохотно согласился Николай. - Предупредим в райкоме Аню.

И вдруг все замолчали. Николай даже в темноте ощутил настороженные, осуждающие взгляды друзей. Ему стало не по себе.

– Ты это брось, Николай, - тихо сказал сразу ставший серьезным Таран. - Машу, значит, жалеешь? А других девчат, выходит, можно звать? За них тебе не страшно, да?

Николай, потупясь, минуту молчал, потом медленно произнес:

– За всех боюсь. И Машу я не позову.

Он вдруг с необыкновенной ясностью ощутил - до боли, до такого испуга, что оборвалось все в груди, - как дорога ему Маша, ее смех, улыбка, крутые локоны на хрупких плечах, теплый, лучистый взгляд больших карих глаз, ее губы, которые он лишь однажды осмелился поцеловать, - вся Маша, необыкновенная, чудесная, как из сказки, девушка.