Последний свидетель   ::   Стаут Рекс

— После того, как Леонард Эш стал вашим клиентом и был определен коммутатор для его обслуживания, не заметили ли вы чего-нибудь особенного, что привлекло бы ваше внимание к нему самому или к номеру его телефона?

— Заметил, сэр.

— Что и когда? Сначала ответьте когда?

Бэгби на секунду задумался, понимая, что дает показания под присягой и, очевидно, опасаясь допустить какую-либо неточность:

— Это был четверг, через три дня после того, как Эш договорился об обслуживании. Пятнадцатого июля. Мэри позвонила ко мне в офис и сказала, что хочет поговорить со мной наедине об очень важном деле. Я спросил, можно ли отложить нашу беседу до шести часов, когда она освободится от работы, и она согласилась. В самом начале седьмого, я поехал на Шестьдесят девятую улицу и зашел к ней в комнату. Она рассказала мне, что Эш накануне позвонил ей и попросил о встрече с тем, чтобы якобы обсудить детали, связанные с обслуживанием его номера. Она ответила, что подобные разговоры следует вести с хозяином, но он настаивал…

Тут свидетеля прервал приятный, но весьма твердый баритон Джимми Донована:

— Считаю уместным напомнить, что свидетель не может давать показания, касающиеся беседы мистера Эша и Мэри Виллис, если сам он при этом не присутствовал.

— Безусловно, — сразу же согласился Мандельбаум. — Он сообщит нам, что услышал от Мэри Виллис в этом разговоре.

Судья Корбетт подтвердил:

— Этого следует твердо придерживаться. Вам понятно, мистер Бэгби?

— Да, сэр… — Бэгби запнулся. — Я хотел сказать, Ваша честь.

— Тогда продолжайте. Что сказала вам Мэри Виллис, и что ответили вы ей?

— Ну, сказала, что согласилась с ним встретиться, потому что Эш театральный режиссер, а она мечтала о карьере актрисы. Правда, тогда я не знал о ее тяге к сцене. Она отправилась в его офис на Сорок пятой улице, как только закончила дежурство на коммутаторе, и после недолгого разговора на общие темы, он попросил ее прослушивать все телефонные разговоры по его домашнему телефону в дневное время. Иными словами она должна была подключаться к его линии всякий раз, когда загоралась лампочка на его щитке. Когда лампочка гасла, последнее означало, что кто-то в доме поднял трубку. Ну, а вечером она должна была звонить ему и отчитываться. По ее словам, Эш долго ее упрашивал. Он отсчитал пять стодолларовых купюр и предложил ей. Она долго не соглашалась и он обещал добавить еще тысячу.

Бэгби замолчал.

Мандельбаум сразу же задал вопрос:

— Она еще что-нибудь вам сказала?

— Да, сэр. Сказала, что понимает, что была обязана наотрез ему отказать, но ей не хотелось портить с ним отношения, поэтому она решила поводить его за нос. Ему она заявила, что ей надо день-другой подумать. В разговоре она дала мне понять, что клиента интересовали звонки к его жене, и, помимо всех прочих соображений, она ни за что не согласилась бы за ней шпионить, потому что он женат на Робине Кин, ее кумире. Далее она сказала, что приняла следующее решение. Во-первых, сообщить мне о состоявшемся разговоре, потому что Эш был моим клиентом, а она работала у меня. Во-вторых, предупредить Робину Кин, потому что если не ей, то Эш наверняка поручит кому-то другому шпионить за женой. Мне пришло в голову, что истинной причиной ее намерения встретиться с Робиной Кин могла быть надежда…

Мандельбаум вновь прервал его:

— Ваши личные соображения не имеют значения, мистер Бэгби. Сказала ли вам Мэри, в чем заключалось ее третье намерение?

— Да, сэр. Она собиралась рассказать Эшу о своем намерении сообщить все его жене. Она считала себя обязанной именно так поступить, потому что в начале разговора с Эшем обещала ему сохранить все в тайне, ну и, по ее мнению, было бы нечестно обмануть его доверие.