Авиаторы об авиации   ::   Галлай Марк Лазаревич

Мне трудно представить себе нормального

человека, способного видеть в этих именах, в биографиях этих людей — до

самого мелкого факта включительно — только материал , произвольно

пользуясь которым, как деталями в детской игре «конструктор», литератор мог бы

компоновать свое произведение.



Как-то в разговоре с друзьями я сказал, что, прочитав ряд

художественно-документальных книг, кажется, могу дать определение этого жанра:

художественно-документальная литература — это такая литература, в которой

выдуманным персонажам присваиваются имена реально существующих людей. К

сожалению, в этой шутке оказалось гораздо больше правды, чем я сам поначалу

думал. Факты показывают, что работающие в художественно-документальном жанре

авторы всегда активно стремятся к наивысшему доступному им художественному

уровню всего, выходящего из-под их пера. И это, конечно, очень хорошо. Но в том,

что касается второй ипостаси жанра — документальности, — отношение к

всяческим огрехам куда более либеральное.



Примеров тому — множество. В одном уважаемом толстом журнале я как-то

читал документальную повесть автора, много лет работающего лад авиационной

темой. И прочитал там, в частности, что летчик С. П. Супрун участвовал в

воздушной обороне Москвы, хотя в действительности он воевал на Западном фронте,

проходившем еще далеко от столицы, и погиб 4 июля 1941 года, когда налеты

фашистской авиации на Москву еще не начались. В той же повести летчик А. К.

Серов назван дважды Героем Советского Союза, хотя он этого звания не имел, да и

не мог иметь, ибо статут дважды и трижды Героев Советского Союза был введен лишь

осенью 1939 года — через несколько месяцев после смерти Серова. Я намеренно

привожу примеры не из сочинений откровенных халтурщиков (с них и спроса нет), а

из произведения автора, как мне кажется, серьезно и уважительно относящегося к

людям, о которых он рассказывает.



Несколько раз доводилось мне в личных разговорах обращать внимание авторов

разных (в том числе и талантливо написанных) художественно-документальных

произведений на допущенные в них фактические неточности. Их ответы поражали меня

как своей неубедительностью, так и удивительным, почти текстуальным сходством.



— Это же не существенно... Это не более как частности, детали... Важно,

чтобы книга была правдива в главном... — говорили они.



Так давайте же, дорогие товарищи, раз и навсегда договоримся: важны все-таки

подобные «детали» или не важны?! Одно из двух.



Если не важны — не пользуйтесь ими! Не украшайте ими страницы своих

сочинений!



Если же вы согласны, что без конкретных подробностей, фактов, имен

документальной прозы нет, — относитесь к ним с должным уважением. Не

путайте взлет с посадкой, Западный фронт с Московской зоной ПВО, Джибелли с

Бочаровым... Не путайте то, что могло быть , с тем, что было на

самом деле. Не путайте правду с правдоподобием . Или, если уж никак

не можете не путать, — не претендуйте на принадлежность своего произведения

к документальному жанру.



Несколько лет назад журнал «Вопросы литературы» провел нечто вроде анкеты

среди писателей, работающих в этом жанре. В числе вопросов, заданных редакцией,

был и такой: «Какова, на Ваш взгляд, возможная и допустимая степень

художественного обобщения в документальном произведении? Насколько строго Вы в

подобных произведениях придерживаетесь фактической основы?»



Никто из ответивших на этот вопрос не декларировал ничем не ограниченную

свободу вымысла в произведениях данного жанра. Более того, в некоторых ответах

четко мотивировалась обратная точка зрения.