Чайный клипер   ::   Богданов Евгений Федорович

Дед уже ждал, сидя на камне за телегой. Егор издали его и не приметил. - Ты где был? - строго спросил дед. - Сбегал парусник поглядеть. В Норвегию идет... - А я сдал паруса. Купчишко Чекуев прижимист, торговался при расчете. Но уступил-таки, - ворчливо заметил дед, отвязывая каурого. Егор подал деду полтинник. - Возьми, дедушко. - Чего это? Откуда деньга? - Заробил, пока ты на шхуну ездил. Егор рассказал, как он заработал деньги. - Молодец. Экая у тебя хозяйская ухватка! - похвалил дед. - Ну, раз ты полтинник заробил, так мы уж попьем чайку в трактире. В трактире дед заказал чаю, кренделей, пряников. Себе еще - стопку водки. - Тебе нельзя, мал еще, - сказал он Егору. - Да я и не прошу. Куда мне вино! - рассмеялся Егор. После выпитой стопки дед подобрел, угощал Егора пряниками, кренделями, подливал ему из пузатого чайника чай. - Пей, внучек, на здоровье! Егор воспользовался благодушием Зосимы: - Дедушко! Отпустил бы ты меня поплавать. Уж так в море хочется! Дед поперхнулся чаем, поставил блюдечко, заморгал белесыми ресницами. - Чего, чего? В море? А ты подумал, какой из -тебя моряк? Што ты умеешь делать на корабле? - Могу с парусами работать. - Э, милай! Тебя ветром с рея сдунет, как пушинку! Ты - сухопутный житель. Ни разу в море-то не бывал. Может, оно тя не примет. Знаешь, как в шторм нутро выворачивает? Желудок на плечо виснет! Он в море захотел... А мое согласие спросил? - Вот и спрашиваю. Ведь каждый моряк когда-то первый раз на палубу ступает. А я на еле с парнями к Разбойнику2 ходил. Как раз штормило - и ничего. Не мутило даже. - Он к Разбойнику ходил! Ну и что? Нет, в море тебе не бывать. Я того не желаю. Быть тебе в парусной, принимать от меня дело. Меня скоро господь к себе призовет... На кого мастерскую оставлю? Отец твой тоже упрям был, царствие ему небесное, - дед перекрестился. - Тоже говорил ему: сиди в парусной, умножай дело, укрепляй его. Так нет - ушел на Новую Землю. И не воротился... А я уж теперь не долговечен... Вот-вот в домовину... - Ну это вы понапрасну, дедушко, так байте1. Я поплаваю - и ворочусь. Вот те крест ворочусь! Схожу в Норвегию - и домой. Мне бы только повидать иные страны да жизнь поглядеть... Парусная от меня не уйдет. Дед отставил недопитую чашку, опустил большую седую голову с апостольской белой бородой и сцепил в замок руки на столе. - Не уходи из дома, Христом-богом прошу. Будь наследником дела. - Да ворочусь я... - А кто знает? Может, и не воротишься. В море-то опасно, на каждом шагу погибель! - Понапрасну вы, дедушко, меня запугиваете, я ведь уж не маленькой. - Вырос сам-большой, а ума ни на грош. Поедем-ко домой, - сказал решительно дед и, расплатившись с половым, вышел из трактира. Всю дорогу до дома дед молчал, неодобрительно косясь на внука.

2

Вернувшись с пристани, дед, не распрягая лошади, поставил ее на дворе, напоил и задал овса. Мать позвала обедать. Зосима Иринеевич за столом почти всегда был словоохотлив, делился новостями, которые ему довелось услышать, снисходительно похваливал дочь за умение готовить пищу, а иной раз и поругивал ее полушутя за "пересолы" или "недосолы". На этот раз он хмурился и помалкивал, неодобрительно посматривая на внука. От этих косых взглядов Егору было неловко, и он, потупясь, с преувеличенным старанием действовал деревянной ложкой, избегая глядеть деду в глаза. Причиной плохого настроения деда был, конечно, давешний разговор в трактире. "Как знать, - думал Зосима Иринеевич, - что на уме у парня? Подрос, окреп, почувствовал себя настоящим мужиком, душа требует живого, рискового дела...