Иудейский наперсник   ::   Конан-Дойль Артур

- Вы знаете толк в почерках? - спросил он. - Вот взгляните на это! - Он выложил на столик передо мной еще одно письмо. Сравните хвостик у "д" в словах "поздравляю" и "доверенными". И написание заглавного "Я", а так же эти точки, больше похожие на черточку, в обоих письмах!

Оба безусловно написаны одной рукой - правда, в первом автор пытался изменить почерк.

- А второе, - сказал Уорд Мортимер, - это поздравительное письмо, которое написал мне профессор Андреас по случаю моего назначения на должность хранителя.

Я удивленно уставился на него. Затем перевернул страницу - и точно, в конце письма стояла подпись "Мартин Андреас". Для человека, хоть мало-мальски знакомого с графологией, не могло быть никакого сомнения в том, что профессор написал своему преемнику анонимное письмо, предостерегая его от грабителей. Это было непонятно, но факт оставался фактом.

- Зачем понадобилось ему это делать? - спросил я.

- Именно этот вопрос я хотел задать вам. Раз у него появились такие опасения, почему бы ему не прийти и не высказать мне их прямо?

- Вы поговорите с ним?

- Просто не знаю, как быть. А вдруг он станет отрицать, что написал это?

- Как бы то ни было, - сказал я, - предостережение сделано в дружеском духе, и я бы на вашем месте обязательно принял его к сведению. Достаточно ли надежны теперешние меры предосторожности? Гарантируют ли они от ограбления?

- Думаю, что да. Публика допускается только с десяти до пяти, и на каждые два зала приходится по смотрителю. Они стоят в дверях между залами и держат в поле зрения все их пространства.

- А ночью?

- Как только уходят посетители, мы тотчас же закрываем большие железные ставни, которые не сможет взломать никакой грабитель. У нас опытный и добросовестный ночной сторож. Он сидит в караульной, но каждые три часа совершает обход. В каждом зале оставляется включенной на всю ночь одна электрическая лампочка.

- Не представляю, что бы можно было предпринять еще, разве что оставлять на ночь ваших дневных стражей.

- Это нам не по средствам.

- Во всяком случае, я бы обратился в полицию - пусть они поставят полицейского снаружи, на Белмор-стрит, - заметил я. - Что до письма, то я считаю так: раз автор пожелал остаться неизвестным, это его право. Может быть, в будущем разъяснится, почему он избрал столь странный образ действий.

На том наш разговор и закончился, но, вернувшись домой, я всю ночь ломал голову, пытаясь разгадать мотивы, побудившие профессора Андреаса написать своему преемнику анонимное письмо с предостережением, а в том, что письмо написал он, я был уверен так же, как если бы застал его за этим занятием. Он явно предвидел какую-то опасность для музейной коллекции. Не из-за этого ли он и отказался от должности хранителя? Но если так, почему он не решился предупредить Мортимера лично? Тщетно искал я ответа на эти вопросы, пока наконец не погрузился в тревожный сон.

Проснулся я позже обычного, разбуженный весьма необычным и энергичным способом: часов в девять утра в спальню ворвался мой друг Мортимер с выражением ужаса на лице. Обычно он являл собой образец аккуратности, но сейчас воротник у этого аккуратиста загнулся, галстук выехал наружу, а шляпа сидела на затылке. Я все понял по его безумным глазам.

- Ограблен музей?! - воскликнул я, рывком приподнимаясь в постели.

- Боюсь, что да! Те драгоценные камни! Урим и туммим! - он проделал весь путь бегом в теперь не мог перевести дух. - Я иду в полицейский участок. Как можно скорее, Джексон, приходите в музей! Пока! - Он как угорелый выскочил из комнаты, и я услышал, как загромыхали его башмаки вниз по лестнице.