Как убили отца :: Фурманов Дмитрий Андреевич
Страница: 3 из 6 | |||
| ||||||||||||||
| ||||||||||||||
КАТЕГОРИИ КНИГПОСЛЕДНИЕ ОТЗЫВЫ О КНИГАХМихаил (19.04.2017 - 06:11:11) Антихрист666 (18.04.2017 - 21:05:58) Ладно, теперь поспешили вы... (18.04.2017 - 20:50:34) Роман (18.04.2017 - 18:12:26) АНДРЕЙ (18.04.2017 - 16:42:55) СЛУЧАЙНОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕДа, мы не боги, боги-мы, когда несбыточной мечты пытаемся опять добиться. Прекрасен тот, кого не надо убеждать как глупо было бы от счастия бежать и в тайниках души своей зарыться. 14.09.10 - 15:02 Хотите чтобы ваше произведение или ваш любимый стишок появились здесь? добавьте его! |
И снова в центре, вкруг трибунной бочки - большевики. Веют весело легкие знамена. И словно дуб в кустарной поросли - раскинулось над площадью огромное черное полотнище: "Слава павшим борцам за свободу". Это поминают рабочие тех, что недавно, в июньские дни, на Талке погибли в казачьем налете. И сразу - на площади - тихо. Вырос на бочке Странник: - Товарищи! Прежде чем открыть - почтим память наших лучших... расстрелянных на Талке... Встрепенулась густая площадь, сняты рабочие кепки, вмиг остыли веселые лица. Тихо и грустно, все вырастая слезами и скорбью, мужая гневом, - поплыл над мертвой площадью похоронный гимн: Вы жертвою пали в борьбе роковой, Любви беззаветной к народу... Вспоминали павших. Вспоминали близких... Вспоминали любимых. Женщины плакали, красным платком утирая слезы. А гимн, как волны в шторм, все мчал вперед, крепчал в борьбе, раскатывался клятвами в неотмщенных колоннах ткачей: Настанет пора, и проснется народ. Могучий, великий, свободный! Когда оборвали последнее слово - долго недвижная, страшная стояла молча блузная рать. Митинг открывался. Был полдень - двенадцать часов. Ночь напролет лил зычный ливень - дороги взмешаны, как тесто в квашне. Мокры асфальты, в поту мостовые, после ночного ливня нервно сечет толпу колючий наследыш-дождь. Небо в табачных мутных тучах. То сгущаясь, то бледнея, трудно повисли они в моросящей мгле. Сиверко. Зябко. Изморозь дрожью бежит по рядам. Осень-осень: глухи октябрьские дни. Сжались большевики у трибунной бочки. Ночью заседал комитет, распределяя - кому что говорить: о политическом режиме, об экономике рабочего, о безработице, вспомнить 9 января - связать его с царским манифестом... Каждому точно, коротко сказана роль; каждому место - кто за кем. Говорил Странник - Семен Балашов, говорил Одиссей, вырвался на бочку Фрунзе и площадь покрыл негодующим, резким словом: - Не верьте, не верьте, не верьте царю... Это только ловушка. Рабочие должны продолжать борьбу... И дружно в ответ гудел синеблузый улей, загорались глаза боевым запалом, билось сердце в ответном крике. - Долой! - крикнул кто-то издалека. - Долой... долой!.. - загалдели с Торговых рядов, и эхом перекатились крики в Крестовоздвиженских переулках. Шевелилось казацкое кольцо зловещим шелестом, нагайки треплют по бедрам коней. Мужественный Станко рассыпал в толпе боевиков - сжали боевики в карманах браунинги. Над площадью свисли грозовые тучи. На площади против управы, под навесом - торговый пассаж. Сюда стянулись торговцы, мясники, огородники, городские чистоплотники расползлись они по переулкам, густели, обрастали, смелели. Но лишь только огромным шерстатым зверем начинала рычать рабочая рать - смолкали пассажники, ныряли в гущу, понимали бессилье перед этой безмерной силой. Крики - вскриками, но идет митинг неумолимым ходом, говорят свое большевики - и снова безмолвна площадь. Встал на бочку Отец: сухи и строги выцветшие глаза, тих усталый, ломкий голос: - Товарищи. Мы на свободе здесь говорим про свои дела, а рядом, в тюрьме, томятся наши товарищи... Мы обязаны их освободить... И лишь только сказал - колыхнулась площадь, вскричала крепким, радостным криком: - На тюрьму! На тюрьму! Вполз на бочку Добротворский, полицейский чин, заявил, что "беспорядков власть не потерпит", но потонули жалкие слова в тысячеустых криках: - Освободить! На тюрьму! И лава тронула - мимо Воздвиженской церкви, по Приказному мосту, к городской тюрьме. У тюрьмы взвод солдат мрачнел винтовками. Солдатам не было приказа стрелять. Перепуганные тюремщики отдали грозной толпе томившегося большевика - в городской был только один заключенный. - На Ямы! В Ямскую тюрьму! И снова тронулась масса - мимо Колбасного угла по широкой Соковской улице... Ямы - рабочий квартал. |
ИНТЕРЕСНОЕ О ЛИТЕРАТУРЕ
ТОП 20 КНИГ
ТОП 20 АВТОРОВ
| ||||||||||||
|