Когда я была маленькой   ::   Мухина-Петринская Валентина Михайловна

Она стояла босиком в длинной рубашонке посреди комнаты и озиралась.

- А где тетя Леля? - спросила она.

- Уехала,- нашлась я.

- Эвакуировалась? - с запинкой переспросила Лика. Слово это тогда было знакомо детям.

Весь этот день и следующий Костя бросался то в тюрьму к Леле, то к полковнику, который и до того подозревал Костю в "красных симпатиях", а теперь окончательно в этом уверился. Так мне объяснила Софья Кондратьевна.

- Полковник думает о Косте: готовый большевик. Его уже подозревают. Ах, боже мой, бедная Лелечка! Военно-полевой суд! Если дадут большой срок, вся молодость пройдет на каторге.

- Пусть хоть сто лет ей дадут, скоро вернутся наши и ее освободят,воскликнула я.

Софья Кондратьевна тяжело вздохнула, чувства ее были противоречивы. Она считала себя передовой женщиной, потому что всегда мечтала об "очищающей грозе". Но когда революция разразилась, она нашла ее слишком грязной и кровавой.

Кто-то из соседей позвал к нам доктора - маленького седенького старичка с громадными испуганными глазами и строгим лицом. Он стал приходить ежедневно и деловито, как взрослой, втолковывал мне наставления по уходу за больной.

К вечеру четвертого дня, считая от вступления белых, пришел Костя, хотел что-то сказать, но тяжело задышал и отвернулся. Я заметила, как он боролся с собой, тщетно призывая твердость. Страшно было в молодом и сильном мужчине такое отчаяние.

- Девочка моя родная,- застонал он и, к моему ужасу, рухнул на колени,молись, ты чистая, Машенька, бог тебя услышит.

Я поняла, что случилось что-то нехорошее, какая-то беда. Тетя Леля? Что с ней хотят сделать? Я не знала ни одной молитвы. А Костя уже молился вслух: "Господи, спаси ее! Только об одном прошу тебя, спаси ее! Спаси ее, и я никогда не усомнюсь в тебе. Дай знамение: спаси ее!.."

Дрожа от страха, я тоже стала молиться: "Господи, если ты есть, спаси тетю Лелю!"

Лика и Вовка стояли рядом, взявшись за руки, и смотрели на нас во все глаза.

- Ты знаешь, где тюрьма? - спросил Костя, когда несколько оправился от волнения.

- Знаю.

- Так возьми ребят и сходи туда. Леля в нижнем этаже, угловое окно. Она хочет с вами... Хочет вас видеть.

Костя подробно рассказал, где ее окно, сам он остался возле мамы.

Лелино окно мы разыскали без труда. Оно было без стекол, одна решетка. Леля еще издали увидела нас и следила за тем, как мы подходили. А мы шли медленно из-за Вовки, который все время терял башмак и не говорил об этом: приходилось возвращаться и искать его.

Из-за спины тети Лели выглядывали какие-то женщины, но, увидев нас, они расплакались и отошли от окна.

Леля очень изменилась, будто долго болела. Ее серые яркие глаза так и засветились улыбкой.

- Ну, как вы там? - спросила она, держась белыми, тонкими пальцами за решетку. На ней была все та же черная юбка и серая в полоску кофточка, в которых она ушла из дому. Косы тщательно расчесаны и заплетены. Побледневшая, осунувшаяся, она была все же очень красива. Я вдруг вспомнила любительскую постановку "Потонувший колокол" в Народном доме. Леля играла фею Раутенделейн. Как ей пристала эта роль!

- Ну, как вы там? - спросила она, улыбаясь. Мы наперебой стали рассказывать новости, и про доктора Тихона Григорьевича тоже.

- Знаю его,- усмехнулась Леля.- Хороший человек. А как мама? Все не приходит в себя?

Мама все бредит про разное, но больше про колокольчики,- сказала я и похвалилась: -Теперь сама готовлю обед. Напекла лепешек, их пока едим. Приходила какая-то тетечка и молока приносила, а денег не взяла. А на другой день другая тетя принесла картошки.

- Тетя Леля... тебя... повезут на каторгу? Ты не бойся, красные тебя освободят.

- Милая ты моя!..- дрогнувшим голосом протянула Леля. Чем-то поразило меня выражение ее глаз. О том, что мы за нее молились, я не сказала.