На Вечном Пороге   ::   Мухина-Петринская Валентина Михайловна

- Мы переписывались,- пояснила она неохотно.- Я сообщала о твоих успехах на работе. Можешь взять эти письма. И... можешь обжаловать мои действия!

Пелагея Спиридоновна подробно растолковала, куда я могу на нее жаловаться. Я только махнул рукой и старательно спрятал в карман письма. Руки мои дрожали.

- Нестеров,- начала она с непохожей на нее нерешительностью,- объясни мне, почему ты так меня ненавидел? Ты не будешь отрицать...

- Вы хотите знать?

- Да.

- Хорошо, я скажу, прежде чем уйти навсегда. Когда я был маленьким, я не любил вас за то, что боялся вас - вы всегда были сухой, педантичной. Все ребята считали вас злой и боялись...

- Я... злая? Я была строгой ради вашего блага.

- Когда я подрос и стал размышлять... я стал вас ненавидеть.

- За что?

- За то, что вы хотели сделать нас всех одинаковыми. Изо дня в день вы употребляли всю вашу энергию, силу воли и власть на то, чтобы сделать детей, вверенных вам, копиями друг друга. Копиями выдуманного вами некоего хорошего мальчика. Вы хотели нас отштамповать! Это было очень страшно, и я противился изо всех сил и, сколько мог, учил других ребят противиться этому.

- Ты ненормален, Нестеров. Советую тебе обратиться к врачу.

- Раз не похож на вас, значит, какая-то ненормальность, да? Таких воспитателей, как вы, на километр не надо бы допускать к детям. Вы же считаете, что коммунизм - это общество, где все будут одинаково мыслить, одинаково поступать. Так оболгать коммунизм! Нет, Пелагея Спиридоновна, коммунизм - это общество, где один будет не похож на другого. Расцвет индивидуальности человека. Никто не будет бояться поступать, как он хочет...

-...вплоть до убийства?

Я игнорировал ее подлый выпад и закончил пылко, но не особенно умно:

- А таких, как вы, сошлют на какой-нибудь остров, и там воспитывайте друг друга - ханжи, догматики, бюрократы! Библиотек у вас не будет, вы же в глубине души не любите писателей. Вам будут посылать только газеты, чтобы вы знали, какого мнения держаться на данном этапе...

Повторяю, моя заключительная тирада была просто глупой, слишком уж я разошелся, но она окончательно взбесила Пелагею Спиридоновну. Она побагровела и, вскочив со стула, грозно указала на дверь:

- Вон отсюда!

Я раскланялся и ушел, по-мальчишески довольный, что взбесил ее.

Ехал я в цельнометаллическом вагоне. Никогда не представлял, что Сибирь такая огромная: день за днем мчался скорый поезд, а Сибири не было конца и края.

Попутчики были хорошие люди, сибиряки, только одна бабка очень надоедала: кто родители, да где жил, где учился. А как сказал, что детдомовский, так она сразу стала запирать чемодан. Наверное, думает, что все детдомовские жулики и воры.

Мне все хотелось подумать, а попутчики, как назло, собрались на диво словоохотливые. Хорошо, хоть спать рано ложились: в десять часов вечера все в вагоне уже спали. Только в радио что-то хрипело, а в одиннадцать и радио выключали.

Вагон бросало и качало, колеса стучали, тонкие перегородки дрожали, за окном стремительно проносились столбы, кружилась темная тайга, а я лежал на верхней полке и думал, думал...

Было о чем поразмыслить!.. Ведь я ехал к отцу, которого никогда не видел. То есть видел его, когда я был ребенком, но ничего не помнил. Может, мой отец и не преступник совсем, а убил нечаянно. В драке, например. Выпил и подрался. Он же не профессор какой-нибудь. Вполне мог выпить на празднике, подраться спьяна и, не рассчитав удара, убить человека.

Начальник гидростроя пишет, что моего отца там все уважают. Кто бы стал уважать настоящего преступника? Значит, нечаянно. Случилась беда.

Я никак не мог представить своего отца... Какой он из себя? Похож ли я на него? Я парень высокий, широкоплечий, глаза серые, волосы русые, а он? Что он за человек? Его тоже зовут Михаил Нестеров...