Рассказы (-)   ::   Тренев Виталий Константинович

Уже простым глазом можно было видеть все их паруса, а в подзорную трубу - рассмотреть флаги и сосчитать количество пушечных портов.

Казарский, тщательно следя за малейшим движением ветра и его направлением, искусно маневрировал. Ему удалось выжать из брига весь ход, на который тот был способен. У штурвала стоял старый, заслуженный матрос Максимыч, помнивший еще времена Сенявина. Он чувствовал судно, как хороший наездник коня, и, повинуясь каждому жесту Казарского, за несколько часов напряженной работы не потерял ни одного порыва ветра.

Но все было напрасно: быстроходные вражеские корабли приближались неотвратимо. Все уже видели, что головной преследователь, стодесятипушечный трехдечный корабль, был под флагом капудан-паши, а второй, семидесятипушечный корабль, - под флагом паши7.

В полдень поручик корпуса штурманов Прокофьев, как обычно, производил на юте наблюдения высоты солнца для определения места корабля в море. Это был молодой застенчивый человек, широкоплечий и коренастый. Он стоял спиной к группе офицеров и ловил солнце секстаном8.

Скарятин посмотрел на него и, подмигнув Новосельскому, сказал:

- Бог его знает, что ждет сегодня нас, а фрегат-то вечерком уже прибежит к эскадре. Что бы ему послать к нам гичку за письмами! Нет у людей сообразительности...

Руки Прокофьева, державшие секстан, дрогнули, шея и уши покраснели.

Казарский, улыбаясь, погрозил пальцем лейтенанту.

- Как полагаете, любезный Иван Прокофьевич, - сказал Казарский, когда штурман окончил свои наблюдения, - через сколько времени неприятель приблизится до расстояния действительного пушечного выстрела?

Штурман посмотрел на командира, потом на турецкие корабли.

- Если ветер не переменится, полагаю, часов около трех будем в зоне действительного огня-с.

- Да, я тоже так думаю. Однако я надеюсь, что с полудня ветер упадет часов до четырех-пяти. Тогда мы сможем на веслах уйти подальше. А там только бы дождаться темноты...

- Разрешите идти?

- Идите, благодарю вас.

Около часу дня ветер и в самом деле начал стихать. На бриге люди повеселели и стали готовить весла. Однако затишье не продлилось и получаса. Ветер посвежел, и около половины третьего стодесятипушечный корабль капудан-паши открыл огонь из погонных орудий9. Белый дым клубом всплыл над бушпритом10 турецкого корабля, и ядро, не долетев до брига, подняло на воздух белопенный столб воды.

- Господа, - сказал Казарский, - попрошу всех на ют для военного совета.

Вестовой Васютин помчался за Прокофьевым.

За кормой было тихое голубое море и на фоне синего неба - белокипенные выпуклые пирамиды: паруса турецких кораблей, резавших воду уже совсем неподалеку. Их черно-белые корпуса были ясно различимы.

Время от времени над кораблями полыхали облака дыма и таяли на парусах, расплываясь клочьями. На воде всплескивали фонтаны, похожие на сахарные головы. С каждым разом они возникали все ближе и ближе.

Казарский кивнул Прокофьеву, торопливо поднявшемуся на ют, и выпрямился.

- Господа, положение наше не требует пояснений. - Он указал рукой в море. - В сих чрезвычайных обстоятельствах я желал бы узнать ваше мнение о мерах, которые нам надлежит принять. Согласно уставу, начнем с офицера, младшего чином. Поручик Прокофьев, прошу вас.

Услышав свое имя, Прокофьев опустил руки по швам. Кровь отлила от его ярких юношеских щек. Он искоса глянул за корму и увидел белое облако, всплывающее к реям турецкого корабля.

Бум-м-м! - прокатилось по морю, и белые столбы воды поднялись вверх саженях в пятидесяти от брига.

- Мнение мое, - твердым голосом сказал Прокофьев, подняв на Казарского ясные голубые глаза, - защищаться до последней крайности и затем взорваться вместе с бригом.

Он густо покраснел и смутился так, будто сказал что-то очень нескромное.

- Мичман Притупов?

- Присоединяюсь к мнению поручика Прокофьева.