Рожденные в пламени   ::   Милани Мино

-- Я хочу сказать, у нас в ушах еще звучал его голос, как вдруг... -- Он внезапно поднялся, выпил все, что оставалось в стакане, и быстро прошелся по комнате, словно хотел убежать. Потом остановился. Испуганно посмотрел на меня. Я подошел к нему:

-- Успокойтесь, Де Вито. Это дело прошлого.

-- Прошлого... Прошлого... -- простонал он, сжимая руки.-- Как может быть делом прошлого... такое... Что было потом? Могу сказать вам только одно слово... -- Он мгновение колебался и наконец с таким видом, словно открывал невероятный секрет, произнес;

-- Пламя.

-- Пламя? -- шепотом повторил я.

-- Да, было только пламя. Ни шума, ни грохота -- ничего... Все происходило очень медленно... Видели, наверное, в кино замедленную съемку? Так вот, все происходило очень и очень медленно... Я видел это пламя повсюду, везде, вокруг, видел, как развалился самолет, видел моих товарищей -- они раскалились докрасна, словно металл на наковальне, и исчезли... Мне почудилось, -- добавил он изумленно, -- будто мы летели в этом пламени... Тогда я умер, -- твердо сказал он, потом добавил: -- Тогда я и родился.

Де Вито вернулся в кресло и опустился в него. Он выглядел совершенно спокойным. Помолчав минуту, продолжал рассказ:

-- Потом я пошел в этом пламени, и тут ко мне кто-то приблизился, и мы двинулись вместе. Это оказался Прискотт. Он посмотрел на меня и что-то сказал, но я не помню что. Он взял меня за руку... В этом пламени было так прекрасно, -- добавил он, зарыв глаза и словно отдаваясь воспоминаниям, -так прекрасно, что мне хотелось бы остаться там навсегда, но... пламя пропало... Вокруг остались только обгорелые камни, дым, жар, расплавленный асфальт. Не знаю, сколько времени прошло... И за нами пришли. Они были в спецодежде. Смотрели на нас, как на привидения... Вы правы, господин Купер... Не хотели верить нам, но поверили в конце концов... в конце концов...

Де Вито еще долго рассказывал мне о многих годах, проведенных в изоляции в госпитале, о десятилетиях, прожитых едва ли не в тюремных застенках, о своих страхах и наконец о вновь обретенной свободе и о напрасных попытках разыскать Прискотта, единственного человека, с которым он мог вспомнить о том, что произошло... Де Вито говорил всю ночь напролет, три или четыре раза повторив всю историю, и я слушал его, хотя понимал, что никогда не смогу обнародовать его рассказ, потому что невозможно остаться в живых во время взрыва атомной бомбы да еще когда находишься в двух шагах от нее. Не смогу использовать его рассказ и потому, что он уже считается погибшим, и его имя выгравировано на бронзовой доске. Не смогу, потому что меня примут за: сумасшедшего, или решат, что я ударился в сочинение научно-фантастических романов. Да, он говорил всю ночь. Он еще раз повторил, что когда пламя исчезло, они с Прискоттом расплакались и больше ничего не понимали, пока не увидели жутко перепуганных людей в спецодежде. Де Вито все говорил и говорил.

Он собрался уходить, когда на горизонте, что виднелся между небоскребами, уже занималась заря. Он пожал мне руку и, пошатываясь, направился к двери. Уже на пороге он обернулся и спросил:

-- Вы сказали, что Прискотт постарел после смерти... Да?

-- Да, он выглядел пятидесятилетним.

Де Вито опустил глаза:

-- Так будет и со мной... -- Он усмехнулся: -- Если умру в семьдесят лет... представляю, какие лица будут у тех, кто... кто увидит мой труп... Ну, ладно, -- заключил он, безнадежно махнув рукой, -- прощайте. Может быть... Может быть, я еще зайду к вам, господин Купер. Когда опять захочется поговорить обо всем этом... Хорошо?

-- Приходите, когда захотите, Де Вито.

Он кивнул и помахал мне рукой. Я смотрел ему вслед, пока он шел по коридору к лифту. Шел спокойно, и мне показалось, будто он скользил; скользил по воздуху, оторвавшись от пола, оторвавшись от земли.