Разрешение на жизнь   ::   Климман Михаил

В общем, пробегав полгода у жены на «побегушках» (это она так считала и предлагала ему заняться чем-нибудь более серьезным, а он ни разу не дал повода подумать, что хоть чем-то обижен), он выбрал себе специализацию – книги, и усвоил первый урок антиквара – научился отделять хлам от чего-то достойного.

Конечно, такие знания не были абсолютными, и он не раз и не два совершал ошибки даже спустя полгода, но от этого не застрахован никто. Ни один дилер не может знать всего, каждый имеет своего «конька», но и у них бывают проколы. Самый опытный в их компании, Брайловский любил рассказывать, как они обменялись любезностями с Толстым Славкой.

Гришка тогда купил у него за тысячу пятьсот долларов серебряную вазу с французским клеймом. Фамилию ювелира Гришка не помнил, но ассоциацию она у него какую-то несомненно вызывала. Перерыв у себя в галерее полсотни каталогов, он нашел то, что искал, – ваза была сделана одним из самых известных в мире ювелиров по фамилии Одьё. Только безграмотность почти всех российских дилеров в западном искусстве могла принести такую удачу. Через полгода Гришка продал вазу за двадцать две тысячи.

Когда через неделю Толстый нанес ответный визит Брайловскому, то, покопавшись в «сбросе» (так Гришка называл хлам, остававшийся после покупки на «адресе» и многократной выборки всего мало-мальски достойного), вытащил оттуда чудовищные часы – карманные, судя по размерам, но с двумя скобами, как у наручных, и даже не серебряные. Брайловский получил за них запрошенные пятьдесят зеленых, но хищная Славкина улыбка осталась у него в памяти, и он позвонил знакомому часовщику. Тот сразу про часы ничего сказать не смог, но обещал узнать и перезвонить.

Прорезавшись через три дня, он первым делом спросил: «Сколько стоят?» и, только узнав, что предмет продан, объяснил, что это первые в мире наручные часы, да еще и придуманные в России. Поскольку старинную присказку – «Россия – родина слонов» Брайловский усвоил еще в детстве, то он просто хмыкнул в ответ. И моментально получил отповедь.

Оказывается, несмотря на то что коллекционеры часов всего мира отказываются это признать, первые в мире наручные часы были действительно придуманы здесь, у нас, поставщиком российской лейб-гвардии Генрихом Каном для нужд этой самой гвардии.

Господа офицеры хотели, чтобы у них были свободны руки и часы из жилетных карманов переехали на запястья. Правда, поставщик ничего не изменил в механизме, просто стал делать корпуса с двумя петлями для ремешка, что и позволило международному сообществу, считавшему, что одни часы от других должны отличаться не только способом ношения и размерами, но и чем-то мудреным в механизме, не признавать первенство России. Тем не менее даже здесь, внутри страны, такие часы попадались не часто и денег стоили немалых.

Хотя Брайловский по сумме прибыли у Толстого и выиграл, но по процентам явно проиграл. Гришка называл эту историю «товарообмен любезностями» и очень ее любил рассказывать.

– А еще какие-нибудь новости у тебя есть? – спросила Лена сварливо. – Что-нибудь, кроме шахмат.

Беременность давалась ей трудно, и, если бы не железный характер жены, Дорин, наверное, уже давно бы сбежал или повесился. Или просто бросил бы все и занимался только тем, что холил бы и ублажал ее. Потому что он понимал – наружу проявлялось процентов пять бушевавших в ней мук и переживаний. Но заниматься только ее настроением и здоровьем Андрей себе позволить не мог, потому что это означало бы – сесть жене на шею.

Получив колоссальное наследство от Игоря, Андреевская поначалу хотела от него отказаться, считая, что оно нажито преступным путем и она не может брать деньги, на которых столько крови.