Смертоносный груз Гильдеборг   ::   Гейцман Павел

Чего мы хотели добиться вместе и что мы сумели сделать?

Чужой, незнакомый голос за деревянной перегородкой, отделяющей мой кабинет от соседнего, насмешливо произнес:

- А что вы мне можете дать, что вы мне хотите за это предложить?

Трое мужчин спокойно разговаривали на плохом английском. Это были не американцы и не англичане, скорее всего, люди разных национальностей, пользующиеся английским только для того, чтобы проще было понимать друг друга. Программа на сцене их не интересовала.

- Если бы мне было двадцать, - снова сказал жесткий насмешливый голос, - я хотел бы, возможно, толпу таких женщин, как вон та. Если бы мне было тридцать, принялся бы наживать деньги или попытался сделать головокружительную карьеру. Но я-то уже знаю, и вы должны знать тоже, что деньги и успех даются только на время, это что-то вроде сна, к которому человек может прикоснуться на секунду. - Он тихо засмеялся.- С барышнями это всегда одинаково, каждая хочет в конце концов выйти замуж. От карьеры останется самое большее - приличная пенсия и к ней ужас старости. Так что вы еще хотите? Что вы мне можете дать?

Августа стояла в белом батистовом старомодном белье перед зеркалом и развязывала ленточки корсета. Потом со вздохом его отбросила. Прекрасные высокие груди выскользнули как виноградные кисти из корзинки.

- Вам, может быть, еще кажется, - продолжал устало голос за перегородкой, - что время - бесконечно и какое-нибудь десятилетие - это огромное время. Однако достаточно закрыть глаза, и с ним уже покончено. Как скоро все узнают, что были обмануты! - Раздался неясный звук. Вероятно, он смеялся. - Ничего вы мне за такое свинство не можете предложить.

Утром я приехал скорым "Гамбург - Амстердам". Ехал почти всю ночь, чтобы встретиться с ней. Экономическая депрессия захватила уже и судоверфь Кратцманна. Бразильцы отказались от заказов, и неделю тому назад я был уволен. Уволены были все иностранцы. Оставалось только две возможности: Канада или Австралия. В Европе меня не ждало ничего хорошего. Но без Августы я не мог уехать, я хотел еще раз попытаться начать с того, на чем мы остановились.

Напряжение в зале росло. Разговор утихал. Даже официанты теперь успокоились. Августа провела несколько раз гребнем по длинным темным волосам. Соединила их в единую прядь и начала заплетать косу. Только мужчины в соседнем кабинете продолжали тихо беседовать дальше.

- Вы правы, - сказал другой голос. - Все в сущности обман, но мы, однако, имеем возможность кое-что вам предложить. Иначе бы мы не пришли. Голос звучал вежливо и услужливо, почти заискивающе. - Вы должны это обдумать. Наша... - он помолчал и долго искал подходящее выражение, скажем, компания, которая нас уполномочила, взвесив все, пришла к этому варианту. Для какого-либо выбора и перемен уже нет времени. Даже у вас нет времени, все решено! Ведь дело идет не о вашей особе: если бы на вашем месте был кто-то другой - значит, был бы кто-то другой, и все. Попытайтесь не усложнять ситуацию; мы оба совсем незначительные люди, можете с нами соглашаться или не соглашаться, на решение мы не сможем повлиять. В подобных случаях отдельное лицо вообще не имеет влияния.

- И значения, - добавил тихо третий.

- Так о чем речь? - холодно спросил первый мужчина.

- Прежде всего о жизни, о жизни ребенка. Гонорар и все остальное получите, разумеется, тоже. Но теперь дело идет о жизни - вы поняли? Это хорошая цена.

- Какого ребенка? - голос затвердел и звучал жестко, как железо по железу.

- Вашей дочери, конечно!

Тишина.

Августа надела изящный старинный чепчик. Она подошла к кровати, встряхнула ночную рубашку и очень медленно начала снимать плотно прилегающие панталоны.

- Вы не можете мне воспрепятствовать... - это был раздраженный, лишенный самообладания голос.

- Правда, этого мы не можем, в этом отношении мы не имеем никаких инструкций. Но вы тоже не можете ничему воспрепятствовать, вообще ничему. Вы станете виновником смерти своего ребенка, вы сами.