Торжество   ::   Шишков Вячеслав

Он кумунистишка, кажись, все распевает эти разные ихние... Ну, поворачивайся. Гараська зажал в горсть две лепешки и засверкал пятками. Силантий поставил ногу на длиннейшую онучу и заорал: - "Мы сво-о-о-й, мы но..." - Да что ты гайкаешь-то, точно в лесу! - закричала баба. - Молчи, - погрозил Силантий. - Не сбивай, сам собьюсь. - Он поднял ногу и обогнул онучей справа налево. - "Мы сво-о-й... ммы но-о-о..." - Чтоб те подавиться! Нажрался опять этого самогону проклятого... Хоть бы клев вычистил... Шагнуть нельзя. - Какой это клев? Есть когда мне с твоим клевом няньчиться... Ты вот что, ежели ты понимаешь такцию, чтоб пастуху завтра красная рубаха была. И мне чтобы красная. Чуешь? Мы с ним передом пойдем, с флагом ихним. Тирнацинал чтобы... Торжество... - Он еще раз перекинул онучу и заревел, сердито сверкая на бабу взором: - "Мы сво-о-й... Мы но-о-вый мммирррр..." - Тфу! - подскочила к нему баба с месивом. - Вот так и вылью на башку-то на лохматую. - "...по-остро-о-о-им..." Удди! Сапогом пущу! "Мы сссво-о-й мммы..." Баба с бранью пошла к выходу. - Стой! - крикнул Силантий и перебросил онучу третий раз. - Покличь Яшку солдата, чтоб с ножницами об'явился... Чуешь? - Тфу! И не подумаю. - Молчать! Мол, хозяина брить... Намеренье такое вышло... Мол, бороду к чорту и башку на-голо, по-городски, как наробраз. Баба грохнула дверью. - Белогвардейка, чорт... - прошипел Силантий. Волосы, как клочья пакли, висли на нос, на уши, на плечи, все лицо в шерсти и бородища во всю грудь, только нос сапогом торчал, и щурились захмелевшие глаза. Он очень долго пыхтел, закручивая онучи и на свободе гаркал: - "Мы ссво-ой... мы новый мир постро-о-о-им!.." - Дюже хорошо... Громко... - Еще пропел раз пять и начал потихоньку разуваться. А к вечеру его наголо обрил Яшка солдат. Гараська таращил на тятьку глаза и хохотал. Потом старательно стал подметать веником тятькины космы и бородищу, целая корзина набралась, стогом: Гараська удивился. Силантий, голый, как ощипанный индюк, угощался в переднем углу с солдатом Яшкой самогоном. На столе лежало зеркальце. Выпьет и посмотрится: - Ха-ха-ха!.. Какой большой антирес в лице... Яша! Товарищ! Гараська все еще прыскал смехом. Баба плакала. --------------Утром, в день торжества, Силантий проснулся рано. Голове его было холодно. Он провел по голому черепу и по скулам ладонью, и душе его вдруг стало тошно. - Дай-ка зеркало, - осипшим голосом пролаял он бабе, растоплявшей печь. Взглянул, глаза налились яростью, сунул: - На! - и долго, стиснув зубы, молчал: не хотелось подыматься. А когда ударили к обедне, встал. - Полудурок чортов, что ж ты не удержала? Баба сморкалась в подол и не желала говорить. - А если б он, дьявол, спьяну-то нос бы мне вздумал отхватить, уши али прочий струмент... Тоже бы молчала? А? Жена ни слова, кочергой срыву дрова сует. Силантий примерил шапку - голова его ухнула по самый рот. - Ишь, что, подлец, наделал, - сказал он, - хоть с онучей обувай. - И примерил Гараськин картузишко. - Мал. Тогда жена вдруг захохотала и звонко крикнула: - Надевай повойник мой! - Повойник? - переспросил Силантий. - А он какой? Красный? Ну-ка, покажи. Вылез из-за печки дед, потряс головой, сказал: - Возжей тебя, дурака, надо. Этакая рожа нескладная, тфу! Облизьян и есть паршивый... Правильно Гараська-т об'яснял. Пришел сельсовет Аксен, усердно перекрестился на иконы, поздоровался с дедом, с хозяйкой, мельком взглянул на Силантия, спросил: - А что, Силантий-то Антипыч вышли? Все захохотали. Пуще всех громыхал Силантий. --------------Весело, заливисто тилибомкал перезвон и большой колокол бухал гулко. Крестный ход направлялся из церкви к школе. Краснела рябина, желтел поблекший на березах лист, порхали стайками скворцы, горланил петух, посматривая одним глазом на солнце. А колокола заливались и шел густой толпой народ. Батюшка, отец Сергий, сиял рыжей бородой и полным облачением.