Васек Трубачев и его товарищи (книга 3)   ::   Осеева Валентина

У деревянных домов подростки наливали водой бочки, волочили по улице мешки с песком: девушки торопливо бежали с лопатами, на ходу завтракая только что полученным хлебом; по мостовой громыхали машины, шли красноармейцы; из депо слышались паровозные гудки. Воющий звук сирены разгонял народ. У ворот появлялись дежурные с противогазами, подростки хватали рукавицами и тряпками зажигательные бомбы, засыпали их песком, лезли на крыши и, задрав кверху головы, возбужденно следили за воздушным боем. Иногда вечером на затемненный город враги сбрасывали ракету. В ее мертвенно-беловатом свете ярче выделялись дома и палисадники... Военная обстановка постепенно втягивала и тетю Дуню. Наравне со всеми женщинами она дежурила во дворе, деловито распоряжалась подростками, загоняла в бомбоубежище зазевавшихся граждан... Мирный порядок ее жизни нарушился. Стоя на дежурстве, тетя Дуня глядела на непрерывно двигающиеся белые столбики прожекторов и думала о родном любимом Паше и о Ваське... От гудения "юнкерсов" и "мессершмиттов" сердце у нее начинало сильно биться, к горлу подступала тошнота. И когда, настигая врага, появлялся быстрый "ястребок", она дрожащей рукой крестила его. - Господи, помоги ему! Господи, не допусти погибнуть! Побывав один раз в госпитале у Тани, она пришла домой тихая, собрала в пакет сберегаемые для Васька конфеты и отнесла их раненым. - Возьми... возьми... Там разделите меж собой... Чайку попьете... - совала она в руки бойца пакетик. - Ну что ж, спасибо, мамаша... Без конфет обойтись можно - внимание дорого, - принимая подарок, говорил раненый. - Одинокая я... - плакала тетя Дуня. - Племянник у меня был, брат... - Мы все чьи-нибудь племянники, да братья, да сыновья, а Родина у всех одна, всех под своим крылом держит! - вздыхал раненый. - Видать, все в войну породнимся, - улыбалась сквозь слезы тетя Дуня. И часто говорила Тане: "Может, помочь в чем надо, так ты скажи, прибеги".

* * *

В этот день тетя Дуня не топила печь. Она сидела одна в пустой, холодной комнате, уронив на колени руки. На столе стоял недоеденный вчерашний суп. С угольника смотрели на тетю Дуню знакомые, дорогие лица Трубачевых. Павел Васильевич с ласковой укоризной улыбался сестре, словно выговаривая ей за беспокойство о нем. Мать Васька глядела из рамки глубокими ясными глазами; эти глаза как будто искали кого-то в комнате и, не находя тех, кого искали, останавливались на тете Дуне. Цветная фотография Васька заслоняла портреты его родителей. Синие глаза мальчика смеялись, золотой чуб торчал вверх, на рукаве матросской курточки блестел якорь. Тетя Дуня медленно отводила взгляд, и по лицу ее текли слезы. На дворе уже стояла глухая осень, в окна царапались голые ветки деревьев. Было сиротливо и неуютно и на дворе и в комнате. Тетя Дуня встала, накинула шаль. "Пойти в домоуправление узнать - может, что нужно помочь". Внизу хлопнула дверь, по лестнице кто-то быстро поднимался, словно две пары ног перегоняли друг дружку. - Евдокия Васильевна! Евдокия Васильевна! Тетя Дуня, уронив шаль, бросилась в кухню, бессильно опустилась на табуретку. Девочки говорили быстро, перебивая друг друга: - ...Васек уже едет! Они все вместе - Одинцов, Мазин, Саша Булгаков, Русаков! Нас отправили на самолете, но мы целых три дня жили в Москве. Они скоро, скоро будут дома! Они уже, наверно, перешли через фронт и сели на поезд... Тетя Дуня очнулась, подняла побелевшее лицо, тихо пошевелила сухими губами: - Васек... через фронт?.. - Ну да... Вы не бойтесь! С ними Митя и дядя Яков. Дядя Яков знает все тропинки. Они уже, наверно, перешли. Не бойтесь за них! - успокаивали девочки. Тетя Дуня вдруг улыбнулась, крепко обняла обеих и сдержанно сказала: - Что ж, буду ждать. Спасибо вам, девочки...