Хмельницкий (Книга третья)   ::   Ле Иван

Ведь у нее гостит сын - писарь украинского реестрового казачества!

Как только Богдан приехал в Петрики, он тотчас отправил гонца в Киевский полк, чтобы поговорить с оставшимися вне реестра казаками, которые сосредоточивались в Киеве. Кроме того, велел гонцу навестить настоятеля Киево-Печерской лавры и передать ему записку, в которой просил принять его брата Григория в бурсу.

- Поручи кому-нибудь или сам разузнай, как восприняли люди Приднепровья новый королевский указ о казачьем реестре. Но смотри, Тимоша, не проговорись, кто тебя направил и зачем, - наставлял Хмельницкий казака.

А матери сказал, что побудет у нее, пока кончится весенняя распутица. Он и в самом, деле с тревогой посматривал на дороги, которые развезло от дождей. Но люди по-своему понимали казачьего писаря. "Готовиться ли пахать поле или снова войны ждать?" - спрашивали.

- Ходят слухи, что ваши украинские люди отказываются подчиняться Короне, - робко намекали гостю. - Может, пан писарь и не знает об этом?

- Как же так не знает. Ведь писарь первым должен обо всем знать и передать людям, - оправдывался Богдан. - А люди всюду люди! многозначительно намекал он. - Белорусам тоже небось хочется жить и трудиться на своей земле для своей семьи, а не гнуть спину в батраках. К тому же стремятся и приднепровцы. Только они более приспособлены к казачьей жизни. Им приходится постоянно воевать с турками, да и со своими панами не мирятся.

- Известно, паны везде одинаковы, - соглашались белорусы, уловив в словах писаря намеки на то, что у них давно уже наболело.

Беседовали чаще все же не во дворе матери Богдана, а на берегу полноводной реки. Ее стремительное течение, бурные пенистые гребни волн почему-то вызывали мысли о могучей, народной силе. Только бы пригрело весеннее солнышко. Богдан прекрасно понимал, что среди присутствующих крестьян может оказаться и какой-нибудь гнусный предатель. Не причинить бы вреда матери своими разговорами...

Наступил уже полдень, густой утренний туман рассеялся. Вдруг кто-то заметил, как с черниговской дороги свернули на их улицу забрызганные грязью вооруженные всадники.

А вскоре прибежал из дому и Григорий. Он пробился сквозь толпу людей к Богдану, дернул его за полу жупана.

- Уже вернулся... - кратко сообщил.

- Кто? - сразу не понял Богдан.

- Да казак, гонец твой вернулся из Киева. И не один, а с казаками или старшинами.

Во дворе матери Богдан прежде всего увидел сотника Юхима Беду. Он приветливо улыбался, идя навстречу Богдану. А поодаль хлопотали возле лошадей еще несколько человек. Одни казаки приехали или и старшины? Один из приехавших оставил своего коня и направился к Хмельницкому.

- Боже мой! Да не бурсак ли это Стась Кричевский?.. - воскликнул Богдан, протягивая руки.

- Он же, он, Богдан! Только... Где эта бурса, где эти подольские бубличницы, печерские послушницы?! Воюем...

- С кем, за что?

- Скорее сами с собой. А за что... Даже король этого сказать не сможет! Недавно и мы вот вернулись. Были на Дунае, уже и с французами... богов не поделили!

- Боги ведь едины и неделимы!

- Едины. А в трех лицах, забыл? Священное писание забывать стали, Богдан!..

- Но на Дунае ходила молва, Стась, что только земные боженята никак тиары не поделят, за самого старшего среди богов жизнь свою отдают. Ах, да ни дна им, ни покрышки. Хорошо, что ты наведался к нам, в эту спасительную глушь.

- А не нагрянет ли к нам эта беда из-за Дуная?

- Возможно, нагрянула бы... Да хватит уже об этом, пусть сами короли гасят эти пылающие жертвенники. Ведь встретились старые друзья! Словно вместе с этой весной, дорогие мои друзья, вы вернули дни прекрасной юности...

8

Юхим Беда посторонился, и растроганный до слез Богдан увидел казака Данила Нечая, забрызганного грязью, с подоткнутыми за пояс полами жупана, с саблей на боку.