Лонгин   ::   Чигиринская Ольга

Максимус берет окровавленный хитон и по-хозяйски складывает.

Гай



Да ладно. Не очень-то и нужна эта тряпка. И в кровище вся…

Максимус



(смеется) Что, зелен виноград? Хитон-то хороший, цельнотканый — а кровищу и отстирать можно.

Кратон



А знаете, какая жертва Меркурию больше всего угодна?

Гай



Ну?

Кратон



Белый воробей или ворона! Вот, если перед гермой принести в жертву белого воробья или ворону, а потом их кровью помазать себе ладони и лоб, то потом уж удача тебя не оставит. Я знал одного парня, который так сделал — он родом из Севастии, мы с ним в третьей манипуле вместе служили. Так он удачливый был — прямо не могу. В кости с ним хоть не садись, всю манипулу обыгрывал. Он-то мне этот секрет и открыл.

Гай



Так он, небось, жульничал!

Кратон



Вестимо, жульничал! А для этого знаешь, какая удача нужна?

Максимус



Человеку, который способен изловить белого воробья или ворону, Меркурий и так покровительствует от рождения. Нужно родиться в тот день и час, когда Меркурий сильнее всего на небе. Этого жертвами не добиться — тут решают боги. Знаете, как один мужик написал: «Раб может выйти в цари, пленник — дождаться триумфа; только счастливец такой редкостней белой вороны».

Гай



Кстати, о царях. (Понижает голос) Вы видите, чего с нашим сотником творится, с той самой минуты, как мы подвесили Царя Иудейского?

Максимус



Да, дела. Если бы я не знал Лонгина, я б решил, что он напился.

Кратон



Он на службе даже разбавленного не пьет.

Гай



А я бы выпил. Живот сводит, как будто перед боем… Словно надвигается что-то…

Максимус



Это просто погода. Небо затянуло тучами, с юга хамсин ползет. Проклятая страна…

Кратон



Что Он закричал, Максимус? Ты вроде немножко понимаешь по-еврейски.

Максимус



«Боже мой, Боже, зачем Ты меня оставил!»

Кратон



Сотник правильно сказал: этот человек был праведник. Другие-то все больше матерятся, мало кто взывает к богам.

Гай



А боги не покарают нас за то, что мы распяли Праведника? Посмотри, как темно в небесах — может, это знак?

Максимус



Если и знак, то не для нас. Кто мы? Солдаты. Зубы и когти Кесаря. Нам отдают приказ — мы выполняем, и с нас спроса нет. Мы так же невиновны, как… вот это копье!

Входит Лонгин. В его руках копье.

Лонгин



Темнеет. Пора завершить казнь. Пойдите к крестам и прервите страдания тех, кто еще жив.

Гай



В смысле?

Лонгин



Галилеянин умер. Я проверял, из раны потекла вода — значит, Он мертв. Перебейте голени разбойникам. После этого вы свободны — за трупами придут служители Геенны…

Максимус



Слушаемся!

Солдаты собирают кости, поделенную одежду Иисуса — и уходят. Издалека слышны удары, короткие вскрики, женский плач. Лонгин действительно похож на пьяного. Он тяжело опирается на копье, прислушиваясь к этим звукам — как будто ему трудно стоять на ногах.

Лонгин



День страшный окончен. Рыдает Фрейя

Над телом сына, и волосы рвет.

Незрячий Хёд, коварной рукою

Злобного Локи хитро направленный,

Копьем из омелы, черенком зачарованным,

Прекрасному Бальдру ребра пробил,

И мир померк. Мертва Красота,

и Сила слагает костер погребальный,

И шепчет Вотан, отец богов:

Где бог, который вернет мне сына?

Но тщетны мольбы: такого Бога

На свете нет. Все слабее цепь,

Которой Фенрис клыкастый скован,

И волки в небе за солнцем гонятся,

И черви точат земное чрево.

И я сжимаю копье кровавое,

Как Хёд слепой, чью руку направил

Злокозненный Локи. Вода и кровь

Из раны рдяной мне в руки хлынули,

И мир померк… Я всего лишь сотник.

Не прокуратор. Я не могу

Омыть так просто ладони липкие.

Виновен я. Вот этой рукою

Убиты правда, любовь и совесть.

Приказ есть приказ. И грех есть грех.

И смерть есть смерть.