Седина в бороду   ::   Фарнол Джеффери

– Покажи язык!

– Мой милый Роберт!

– Пульс! – В мгновение ока рука сэра Мармадьюка оказалась в плену огромных лап доктора, и опытные пальцы бесцеремонно забрались под кружевную манжетку. – Так, теперь язык! – рявкнул доктор.

– Что случилось, Роберт? Ты ошибаешься, я…

– Ничуть, Тони, ничуть! У тебя разлитие желчи! Печень! Ты слишком много ешь! И слишком мало двигаешься!

– Боже! – сэр Мармадьюк мягко, но решительно высвободил свое запястье и пожал руку гостю. – Ради Бога, Роберт, присядь и дай мне вставить хоть слово.

– Желчь! – снова рявкнул Уотерспун и бухнулся в кресло. – Прописываю тебе скакалку! Порастрясешь печень – прочистишь каналы…

– Роберт, я хотел бы посоветоваться с тобой по поводу молодого Беллами, твоего крестника…

– И твоего племянника, Мармадьюк!

– Верно, будь он неладен! Я слышал, у молодого повесы опять неприятности?

– Неприятности?! Он исчез! Этот малый попросту удрал!

– Ты хочешь сказать – он в бегах?

– Именно, Марми! Прихватил денежки и улизнул. Во всяком случае, так написал мне Торнберн.

– А, Торнберн – самый блестящий из деловых людей…

– Да, и живой, как вяленая селедка!

– Мой дорогой Роберт! – сэр Мармадьюк вскинул белую руку в протестующем жесте. – Неужели?

– Безусловно! – яростно тряхнул головой доктор. – Этот Торнберн только и знает, что скрипеть пером. Мумия, вот и все! А Руперт Беллами, дьявол бы его побрал, молод и дик, как жеребец. Так может ли засохшая мумия справиться с жеребцом? Нет! И снова – вот и все!

Доктор выдернул из кармана табакерку, открыл ее, подцепил добрую щепоть табака, втянул половину в себя за три оглушительных всхлипа, остальное же рассыпал вокруг к нескрываемому ужасу и отвращению сэра Мармадьюка.

– Роберт, пожалуйста, помни, что после того как твой крестник…

– И твой племянник! Единственный сын твоей сестры Марии!

– Она умерла, – кротко заметил сэр Мармадьюк.

– И его отец тоже отдал Богу душу! – Доктор оглушительно чихнул.

– Ну, вот об этом, может, и не стоит жалеть, Роберт. – Сэр Мармадьюк слегка нахмурился. – Однако, после прискорбного фиаско Руперта на стезе твоей собственной профессии, достопочтенный Торнберн согласился взять его в свою контору исключительно из уважения ко мне, а теперь ты утверждаешь, что этот юноша…

– В бегах, – удовлетворенно закончил доктор. – Но…

– И снова в долгах.

– Шестьсот с лишним фунтов, – подтвердил Уотерспун.

– Я так и понял. Вчера я получил от него весьма характерное письмо…

– Которое ты, конечно же, проигнорировал!

– Разумеется! – кивнул сэр Мармадьюк.

– Ты уже оплачивал его долги?

– Дважды! Так что с ним произошло, Роберт?

– Черт его знает! Да и к чему беспокоиться? Ведь малый для тебя ничего не значит, да и никогда не значил. Ты даже ни разу не видел его.

– Со времен его младенчества, к счастью, нет.

– Так что, если он жаждет очутиться в объятиях дьявола, скатертью дорога!

– Ни в коем случае, Роберт. Хотя юноша и приносит одни огорчения, все-таки он мой родственник, и на мне лежит обязанность…

– Оплатить его долги?

– Да.

– Ради своего имени, не так ли?

– Именно так.

– А что же будет с мальчиком?

– А вот это меня нисколько не интересует.

– Ого! – воскликнул доктор. – Ну и ну!

– Но я, разумеется, постараюсь восстановить его репутацию.

– Опять же ради своего доброго имени?

– Да и…

– У твоего имени есть заботы и поважнее, Энтони Мармадьюк!

– Что ты этим хочешь сказать?

– Твоя печень, Тони. Ты желт, как новенькая гинея.

– Все это чепуха! – сэр Мармадьюк с тревогой взглянул на свое отражение в ближайшем зеркале. – Я, конечно, сознаю, что мне уже сорок пять…

– Ого! – промолвил доктор.

– …и я уже давно потерял интерес и вкус к жизни…

– Ну и ну! – прокряхтел Уотерспун.