Поэмы (1922-февраль 1923)   ::   Маяковский Владимир Владимирович

                     Москва.

     Это,  я  вам  доложу,  -  зрелище.  Дома. Дома необыкновенных величин и

красот.

                     Помните,

                 160 дом Нирепзее

                     стоял,

                     над лачугами крышищу взвеивая?

                     Так вот:

                     теперь

                     под гигантами

                     грибочком

                     эта самая крыша Нирензеевая.

     Улицы  циркулем  выведены.  Электричество ожерельями выложило булыжник.

Диадемищами    горит    в   театральных   лбах.   Горящим   адрес-календарем

пропечатывают   ночь   рекламы  и  вывески.  Из  каждой  трубы  -  домовьей,

пароходной, фабричной - дым. Работа. Это Москва - 940-950 года во всем своем

великолепии.

                     Винти!

                     Водопьяный переулок разыскиваю пока,

                     Москва стуманилась.

                 170 Ока змейнула.

                     Отзмеилась Ока.

                     Горизонт бровями лесными хмурится.

                     Еще винчусь.

                     Становища Муромца

                     из глаз вон.

                     К трем морям

                     простор

                     одуряющ и прям.

                     Волга,

                 180 посредине Дон,

                     а направо зигзагища Днепра.

                     До чего ж это замечательно!

                     Глобус - и то хорошо. Рельефная

                     карта - еще лучше.

                     А здесь живая география. Какой-нибудь

                     Терек - жилкой

                     трепещет в дарьяльском виске.

                     Волга игрушечная переливается

                     фольгой. То розовым, то

                     голубым акварелит

                     небо хрусталик Араратика.

                     Даже размечтался - не выдержал.

                     Воздух

                     голосом прошлого

                     ветрится басов...

                     Кажется,

                     над сечью облачных гульб

                     в усах лучей

                     головища Тарасов

                     Бульб.

                 190 Еще развинчиваюсь,

                     и уже

                     бежит

                     глаз

                     за русские рубежи.

                     Мелькнули

                     валяющиеся от войны дробилки:

                     Латвии,

                     Литвы

                     и т. п. политические опилки.

                 200 Гущей тел искалеченных, по копям скрученным,

                     тяжко,

                     хмуро,

                     придавленная версальскими печатями сургучными,

                     Германия отрабатывается на дне Рура.

                     На большой Европейской дороге,

                     разбитую челюсть

                     Версальским договором перевязав,

                     зубами,

                     нож зажавшими, щерясь,

                 210 стоит француз-зуав.

                     Швейцария.

                     Закована в горный панцырь.

                     Италия...

                     Сапожком на втором планце...

                     И уже в тумане:

                     Испания...

                     Испанцы...

                     А потом океан - и никаких испанцев.

                     Заворачиваю шею в полоборотца.

                 220 За плечом,

                     ледниками ляская -

                     бронзовая Индия.

                     Встает бороться.