Смерть Ильи Ильича   ::   Угаров Михаил Юрьевич

Батюшки! На ком?

ОБЛОМОВ. На Ольге Сергеевне. Ты её помнишь?

ЗАХАР. На Ильинской барышне! Вот те на! А я-то грешен, виноват – всё на Илью Ильича сворачивал! Вот какая клевета вышла. Ах ты, Господи, ах, Боже мой!.. Какая славная барышня! Вот Илья Ильич-то и плачет от радости!

ШТОЛЬЦ (вдруг) . Поди отсюда, Захар!

Испуганный Захар выходит.

Здесь не о чем плакать, Илья. Это была ошибка… Самолюбие её было задето лишь оттого, что не удалась ей роль спасительницы… Да, самолюбие и гордость! Но до сердца у неё не дошло.

ОБЛОМОВ. А её слезы?! Разве они не от сердца были?

ШТОЛЬЦ. Боже мой, Илья, о чём не заплачет женщина?

ОБЛОМОВ. Но если б я нашёл в себе силы… Изменился, ожил, послушался её и…

ШТОЛЬЦ. То есть если б на твоём месте был другой человек?

ОБЛОМОВ (после паузы). Да, ты как-то иначе устроен… Ты другой…

Пшеницына вносит поднос с пирогами и водкой.

И, не подняв глаз, уходит.

ШТОЛЬЦ. Илья! Я хотел спросить тебя… Эта женщина… что она тебе?

ОБЛОМОВ. Я у неё квартиру снимаю. Вдова коллежского секретаря Агафья Матвеевна Пшеницына. С двумя детьми, с Ваней и Машей. Покойно, тихо. Никто не трогает, ни шуму, ни гаму, чисто, опрятно. Есть с кем слово перемолвить, как соскучишься. Двое ребятишек – играй с ними, сколько хочешь.

ШТОЛЬЦ. Я не то хотел тебя спросить, Илья… В каких ты отношениях к ней?..

ОБЛОМОВ. Что ты хочешь сказать?

ШТОЛЬЦ. Зачем ты краснеешь, Илья? Послушай… Если тут моё предостережение может что-нибудь сделать… то я всей дружбой нашей прошу, будь осторожен…

ОБЛОМОВ. В чем? Помилуй!

ШТОЛЬЦ. Ты смотришь на неё так, что, право, я начинаю думать… Смотри, Илья, не упади в эту яму…

Пауза.

ОБЛОМОВ. Выпей, Андрей, право, выпей. Славная водка! Ольга тебе этакой не сделает. Она споет Casta Diva, а водки сделать не умеет так! На молодом смородиновом листу. И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает! А руки-то у нее какие, локти с ямочками! И всё сама! Сама крахмалит мне рубашки! За другим жена так не смотрит – ей-богу! Знает каждую мою рубашку, все протертые пятки на чулках, какой ногой встал с постели, собирается ли сесть ячмень на глаз, какого блюда и по скольку съел, весел или скучен, много спал или нет…

Пауза.

ШТОЛЬЦ. Что сказать Ольге?

ОБЛОМОВ. Не поминай ей обо мне! Скажи, что не видал, не слыхал.

ШТОЛЬЦ. Она не поверит.

ОБЛОМОВ. Ну скажи, что я умер… От удара.

Штольц уходит.

Обломов запахивает халат, садится в кресло.

Утро.

Входит Захар.

ЗАХАР (всплеснув руками) . Зачем это вы, Илья Ильич, всю ночь просидели в кресле?

Обломов хочет что-то сказать, открывает рот, но не может выговорить ни слова.

(Кричит.) Агафья Матвеевна! Ваня! Маша!

Вбегает Пшеницына, бросается к Обломову.

Дети в испуге стоят на пороге.

ПШЕНИЦЫНА. У него удар!



Сцена десятая.



В кресле сидит Обломов.

Движения его ограничены – последствия апоплексического удара.

Входит доктор Аркадий Михайлович.

Он очень изменился, теперь это уверенный в себе человек.

ОБЛОМОВ. Доктор! Вот уж не ждал! Спасибо, что вспомнили!

АРКАДИЙ. Да я к вам на минуточку! Дела, знаете ли… Закрутился совсем. Обширная практика, веду самый широкий приём… Волчком кручусь, дня не хватает!

ОБЛОМОВ. Что, много болеют? И всё душевными болезнями?

АРКАДИЙ. Это нынче в моде! Мужчины, и те стали в обморок падать… Без дела не сижу. С тех пор как наша медицина признала

школу нервных патологий, количество больных резко увеличилось.

ОБЛОМОВ (смеясь). Как же так? Следствие вместо причины?

АРКАДИЙ. Не смейтесь, теперь уж и наукой доказано, что причина и следствие в наши дни не имеют связи.

Оба смеются.

ОБЛОМОВ. Как поживает ваш Сивка? Проверенный в бою деревянный конь?

АРКАДИЙ. Редко мы с ним теперь видимся, всё времени не хватает. Пылится в шкапу. (Помолчав.